Расплата

Я не кончила, какой там! Но мне и не надо было. Я и так такого кайфа ещё не знавала. Это было в сотни тысяч раз круче, чем всё, что прежде, и я ревела теперь уже от этого – от наслаждения его безумием, оттого, что его, наконец, прорвало. Сорвало крышу, установки. Дурацкую взрослость. И вспышка этой страсти, мощная, как водородная бомба, была такой же стремительной и испепеляющей. И скоро он уже вздрагивал, выплёскиваясь, помечая меня собой и, ловя отходняк, приходил в сознание. Мягче. Всё мягче – голос, прикосновения. Плавил теперь в нежности – руками по телу, губами по шее, по спине... Снова сводил с ума, но уже иначе - до дрожи, до истомы и стонов. Что-то шептал, зацеловывая моё запрокинутое лицо... и вдруг опустился на колени, обнимая ноги:

- Мила-а-аха моя... Прости, малыш. Прости...

Я развернулась, не веря – целует мне колени... Опустилась рядом, он обнял:

- Прости, Милаш. За Боярскую, за всё...

Поймала его ладони, задержала на своих щеках:

- Я просто ключи здесь забыла и паспорт, а Макс мне номер снял. И всё. Веришь?

Он смотрел мне в глаза, гладил лицо, отводил с него мокрые волосы и долго не находился, что ответить.

- Дурак старый... Куда я лезу, Милаш? Зачем тебе это? Остановись хотя бы ты, а?

- А ты?

- Я уже не могу.

- А я не хочу.

И была постель – мокрая от моих волос, раскуроченная в угаре страсти. И теперь уже я получала своё, изнывала, стонала, умоляла... Билась в сладких судорогах и тут же просила ещё, а он любовался мною, ласкал – словно заново ваял меня, безумного, сгоревшего в его пламени мотылька из пепла, и вдыхал в меня новую жизнь:

- Люблю тебя, дурочку...

А потом похмелье – Дениса донимают звонками, а я убираю так и стоящие с того самого вечера на столе чашки-тарелки, поднимаю оброненный ещё тогда, в пылу борьбы, стул, выключаю так и не погашеный тогда свет... Денис даже не заезжал сюда с того раза. Всю ночь провёл со своими работягами возле здания правления Вуд-Люкс, а рано утром рванул в ближайший аэропорт, а оттуда в Германию.

На дообследование.

Мыла посуду, вспоминала недавний разговор и не могла сдержать слёзы. Опухоль. Вернее – новообразование. Уж не знаю в чём разница, но прозвучало как приговор.

Жил и знать не знал, а то, что голова болит – так с кем не бывает? Тем более что голова-то та некогда контуженная. А в Польше внезапно прижало. Головная боль и частичная потеря зрения. Слава богу, временная. Польский врач поставил предварительный диагноз, поэтому по настоянию Боярской тут же рванули в Германию, в солидную клинику. Там предварительный диагноз подтвердился – опухоль головного мозга, и было назначено дообследование... А после разговора с немецким врачом Денис сорвался.

Он рассказывал об этом спокойно, только всё сильнее прижимая меня к себе, словно боялся, что сбегу: о том, что жизнь промелькнула перед глазами; об остром осознании того, что нихрена в этой жизни не сделано такого, что останется после него; о том, что и жизни-то самой толком не было – только размен по мелочам и поиски забвения... О безумном желании вспыхнуть и сгореть во всём своём свете, только бы не тлеть обузой на чьих-то руках... О Боярской, пришедшей в номер с утешениями, заверяющей – пойду с тобой до конца... И о шальной мысли – а почему нет? Не жена же, в конце концов – той-то он нахрен не сдался. И не я, потому что в тот момент он решил, что завяжет со мной сразу по приезду. Потому что молодая. Слишком. И, конечно, уйду, когда узнаю, а это хуже опухоли. Лучше уж он сам. И вот это всё – ВУЗ и квартира в Москве, а ещё, по его же плану, счёт в банке и ежемесячное содержание – это как сладкая пилюля после того, как ОН бросит МЕНЯ...

И в этот момент я поняла – правильно, что крепко держит. Хотелось психануть и уйти. Потому что не доверял, не видел с собой рядом. Думал - испугаюсь.

В повторной поездке выяснилось, что образование маленькое, с чёткими контурами – что, в случае необходимости облучения или удаления, значительно облегчит задачу - но вблизи глазного нерва. В перспективе – всё, что угодно, зависящее от бессчётного количества «если»: если будет расти, если окажется злокачественным, если даст метастазы, если... если... если... Но при этом доктор заверил, что шансы на благополучный исход весьма и весьма велики, вплоть до полного исцеления - Денис вовремя обратился. Только не нужно запускать. А для этого – поездки, процедуры, наблюдения...

Это был груз. Несмотря на то, что сам Денис теперь верил в то, что всё будет хорошо. Ему вообще словно батарейку заменили – громадьё планов, ещё более отчаянная решимость во что бы то ни стало поставить храм. Намерение привлечь к делу Вуд-Люкса юристов из Москвы и, выиграв тяжбу, диверсифицировать свои производства и конторы, объединяя их в единую корпорацию с юридическим центром в столице... Но всё равно, для меня это был многотонный груз. Он обрушился на плечи вот так – вдруг, и был страшно, что не выдюжу.