Расплата

Четыре, четыре грёбанных часа сидела на скамейке детской площадки, напротив подъезда! Намахнула четыре валерьяночки. Потом ещё три. Передумала всё, что только могла. Всё вспомнила, всё пережила заново... Успела и слезу пустить, и попсиховать. Если в течение часа не подъедет – уйду. Хватит. Это не любовь, это проклятие какое-то. Наваждение.

По дороге сюда несколько раз подходила к автоматам, пыталась дозвониться Максу. Судя по всему, дело пахло жареным. Доигрались, блин, голубки. Как дети малые. И я с ними, дура. Но не дозвонилась.

Вначале шестого сердце вдруг затрепыхалось, и за несколько мгновений до того, как во двор чёрным разъярённым зверем ворвался знакомый Чероки, я почувствовала – дождалась.

Денис с леденящей душу неспешностью вылез из машины и, глянув на окна квартиры, долбанул дверью так, что по двору заметались голуби. Не глядя по сторонам, скрылся в подъезде. А я вдруг спросила себя – ну что, идёшь, или ну его нахер?.. И ещё с полчаса, наверное, сидела на том же месте, не понимая, какого хрена со мной происходит...

* * *

Он открыл не сразу, а когда открыл – только глянул холодно и вернулся к телефону.

- Короче, ведите. Я на связи - или на второй, или на четвёртой точке. На крайняк – Медков. Всё, отбой.

Положил трубку, постоял спиной ко мне, упираясь локтем в стену. В одних штанах, футболка перекинута через плечо.

- Ну давай... – не оборачивясь, в голосе лёд. – Рассказывай.

- Что рассказывать?

- Всё. Когда начали, с чего. Где.

- Я не понимаю.

Он усмехнулся и, запрокинув голову, жёстко растёр ладонью лицо.

- Ла-а-адно... сам узнаю. – Сквозь зубы, так что сдохнуть хочется от страха. - И если окажется, что он побывал и здесь, в нашей постели... – до белых костяшек сжал кулак.

И до меня дошло. Задохнулась - с-с-сука!.. Сама не ожидала, а он и подавно – взвилась, взвыла, повисла на нём со спины – согнутым локтем за шею под подбородком, и всем весом назад, в яростной попытке повалить. Когти, зубы, кулаки под рёбра – разодрать сволочь, придушить, сломать, уничтожить! За то, что даже мысль такую допустил, тварь, за вот эту новую обиду, которая как удар под дых – выбила дыхание, и голова теперь кругом от безумия – сука, тварь, сволочь... Как он смел даже подумать!..

Денис стряхнул меня, как нехрен делать, я грохнулась на пол – разъярённая, бешенная кошка, но тут же вздёрнул на себя, бесцеремонно заломив мне руки, так что огонь по суставам, и поволок куда-то. А мне дышать трудно – слёзы душат, сердце на осколки. Он – меня? Меня?! В измене?

- Пусти, урод... Сука, ненавижу тебя, тварь! Блядь, пусти, больно-о-о!

Он повёлся, отпустил заломленную руку и тут же получил ею по морде. Пощёчина легла звонко, опалила сухим жаром ладонь. Практически отсушила. Скотина зарычал и швырнул меня... тут же шум, и воздуха нету - только обжигающий лёд. Хлопаю ртом, а вдохнуть не могу... Лицо вверх, руками, не глядя, перед собой – утопающая. Кругом вода – в нос, в рот, в глаза. Мешается со слезами, мешается с болью, с ненавистью и обидой... А он, тварюга, ублюдина блядь, шагает следом – под ледяные струи и, пока я в ахуе нихрена не соображаю, прижимает к себе, сминает в лапах, утыкая искажённой ненавистью мордой в свою грёбанную тёплую грудь и держит бесконечно долго, пока я не окоченеваю окончательно. Вцепляюсь пальцами в его плечи, прижимаясь теснее, и реву белугой, а он лицо моё запрокидывает и целует – исступлённо, так же как и я нихрена не соображая, просто не имея сил противиться безумию... И я отвечаю ему, сгорая, как и мечтала, растворяясь и отравляясь им снова и снова. Я жму его голову к своей, он мою... Мои ладони на его щеках, его – на моих...

- Ты сука, ненавижу тебя... – всхлипываю в его губы и тут же впиваюсь в них, в проклятые, не отпуская, а он наоборот – отстраняется, чтобы прорычать в мои:

- Дрянь ты мелкая, з-з-зараза... люблю тебя... Всё равно люблю-ю-ю...

Стаскивал моё мокрое платье... Ломала ногти об молнию его джинсов... Немного приспустил их с бёдер и хватит. К чёрту телячьи нежности! Не до них... Лицом к стене – впечатал с силой, одной рукой за шею, другой за грудь... До синяков. Трусы, не снимая, в сторону и ворвался яростно – выбил из меня хриплый крик... Исступление! Хочется, чтобы до боли, чтобы разорвало к чёрту от переполненности им. Давай, дава-а-ай... Жёстче! Не думай обо мне, сойди сума, возьми, как хочешь, сколько хочешь – только не переставай с каждым толчком рычать: «Люблю... Дрянь... Люблю-ю-ю... Моя ты... Моя-я-я!»...