Важное место в беседах с Фиделем заняло обсуждение ангольской ситуации. Основное внимание Фидель уделил ей и на нашей официальной встрече в его кабинете, да и потом, когда мы в течение целого дня разъезжали с ним по Гаване и ее окрестностям, он неоднократно возвращался к ангольским делам. По всему чувствовалось, что эта проблема цепко держит кубинского руководителя, поглощает его ум и эмоции. Я видел, что Фидель внутренне пришел к выводу о бесперспективности военного присутствия в Анголе и необходимости кубинцам уходить из Анголы, но уходить не как побежденным, что имело бы крайне негативные последствия для всего режима, а с высоко поднятой головой, «с широко развернутыми знаменами». Кубинское руководство находилось в таком состоянии, когда надо было принимать радикальное решение по ангольской ситуации, вскрывать этот болезненный нарыв.
Но была еще одна причина, обусловившая доминирование ангольской проблемы в наших контактах с Фиделем. Дело в том, что в последние месяцы возникли серьезные трения между кубинцами и советскими военными советниками по поводу характера и тактики военных действий в Анголе.
Надо сказать, что эта ситуация не была для нас новой. Еще в начале 1987 года мне и Добрынину вместе с маршалом С. Л. Соколовым пришлось участвовать в трехсторонних консультациях – Ангола, Куба, СССР – по ангольской проблеме. Кубинская сторона была представлена Рискетом и Очоа. Уже тогда мы знали о серьезных разночтениях в позициях военных.
Советские военные советники в Анголе во главе с генералом Курочкиным (и их поддерживало в этом высшее военное руководство СССР) выражали недовольство действиями кубинских и ангольских войск. Это недовольство адресовалось прежде всего кубинцам, ибо наиболее боеспособное и активное ядро вооруженных сил Анголы составляли именно кубинские бригады численностью до 50 тыс. человек.
Советские советники выступали за широкомасштабные и решительные военные действия против УНИТА, поддерживаемой южноафриканскими войсками, за развертывание наступления в юго-восточном направлении, где, как предполагалось, находились основные силы Савимби.
Кубинцы же возражали против этого, считая, что такое наступление нецелесообразно, что надо проявлять более гибкую тактику, сочетая военные действия с укреплением влияния ангольского правительства, организационно-экономическими мероприятиями на местах, реорганизацией значительной части ангольских вооруженных сил на территориальной основе. Кубинские руководители предпочитали, чтобы активные военные действия вели ангольские войска, а кубинцы как бы подпирали, подстраховывали их.
У советских военных начальников это вызвало раздражение. Подходя к вопросу с чисто военной точки зрения, они полагали, что без участия кубинцев в решающих боях не может быть успешных действий. В руководящих советских военных кругах сложилось мнение, что кубинцы в Анголе предпочитают не проявлять активность, а пребывание экспедиционного корпуса в Анголе используют для переоснащения своих вооруженных сил: добиваясь поставок более современного советского оружия, они направляют его на Кубу, а старое с Кубы сплавляется в Анголу.
Разногласия между военными приобретали все более острый характер, стали выплескиваться в политическую сферу. В конце 1987 и начале 1988 года и мне пришлось столкнуться с ними в связи с предполагавшимся визитом Рауля Кастро в Москву для участия в праздновании 70-летия Советской Армии. На приглашение-министра обороны СССР Д.Т. Язова Рауль вначале отреагировал весьма положительно, правда, с оговоркой о необходимости посоветоваться с Фиделем. А через некоторое время из Гаваны поступило сообщение, что «поездка Р. Кастро, к сожалению, состояться не может». При этом было добавлено, что Рауль Кастро рассчитывает приехать в Советский Союз по партийной линии позднее – летом или осенью.
Такой демонстративный шаг не мог не вызывать нашего беспокойства, поскольку разногласия выводились на политический уровень. Срывалась намечавшаяся встреча Рауля Кастро с Горбачевым. Было совершенно ясно, что за этим скрываются не рутинные причины. Несколько позднее от людей из ближайшего окружения Рауля мы получили неофициальную, но обстоятельную информацию. Суть ее в том, что Фидель и Рауль глубоко возмущены той формой, в которой советский министр обороны Язов в конце ноября провел беседу по ангольским делам с первым заместителем министра РВС Улисесом Росалесом дель Торро, кандидатом в члены Политбюро ЦК партии. С ним разговаривали, по информации из Гаваны, как с провинившимся сержантом. Кубинцев, потерявших более тысячи человек, обвинили в нежелании участвовать в боях. Так можно говорить только с наемниками. Никто из советских товарищей, говорилось в сообщении, никогда раньше не позволял такого обращения с нами.