Расколотый мир

Девочка закрывает глаза, пытаясь заблокировать голоса. Мальчик хватает ее за руку, заставляя девочку в замешательстве уставиться на него.

— Тебя не должно быть здесь, — шепчет она. — Тебя никогда не было в Новэмбэ.

— Я не враг тебе, — шепчет мальчик. — И тебе не нужно делать это в одиночку.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ДЖУБИЛИ

РЯДОВОЙ ПАТРУЛЬНЫЙ, ЧТО обнаруживает меня в нескольких километрах от базы, не один из моих, и я не знаю его имени. С солдатами, которые приходят и уходят каждые несколько недель, невозможно знать их всех. Мы стараемся просматривать реестры фотографий, чтобы мятежники не воспользовались высоким коэффициентом текучести базы, но мы по-прежнему не очень-то справляемся.

Повстречав размытые, шокированные, но облегченные лица, со мной на базе повозились и засунули в госпиталь. Я слышу такие слова, как выдержка, переломы и признаки внутреннего кровотечения. Я окружена заботой о ребрах, о ране на боку с попавшей туда грязью, о шишке на затылке. Мне хочется протестовать, что если я не умерла после того, как провела большую часть дня, прорываясь через эти чертовы болота, еще несколько минут меня, вероятно, не убьют меня. Но я слишком устала.

Я получаю около пяти минут тишины, когда медики отступают перед ордой кричавших, приветствующих и протягивающих мне руки моих солдат. Они не знают, нужно ли почувствовать облегчение от того, что я жива, или быть в ярости из-за того, что я так сильно ранена. Если бы у меня были силы, я бы порвала бы их в клочья за то, что позволили увести их командира прямо у них из-под носа, но я едва могу даже просто следить за разговором вокруг меня.

Вы узнаете друг друга довольно быстро здесь, на краю. Как говорил мне мой старый капитан: «Или учишься быстро или никак». На мгновение я скучаю по нему, по его практичности, я скучаю по тому, кому бы я смело доверилась, кто сказал бы мне, что делать. В качестве офицеров, нам поручено отслеживать наших солдат — следить за их как психологическим состоянием, так и физическим, чтобы быть уверенными, что мы поймаем их до того, как ударит ярость… Только наша бдительность держит эту базу в рабочем состоянии.

Это работает в обоих направлениях: как я знаю своих ребят, так и они тоже знают меня, и они могут сказать, что я не в порядке. Они могут сказать, что я едва держусь на плаву.

Мори та, кто понимает, что я разваливаюсь, и она начинает выдворять остальных из палаты. Чуть позже появляется Алекси, его ядрено неоновые волосы выдергивают меня из оцепенения. Он заканчивает выдворение из палаты, а затем закрывает дверь перед носом толпы.

— Спасибо, лейтенант, — голос звучит слабо, и я не скрываю этого, потому только Алекси все равно это поймет.

— Нет проблем, сэр. Хотя, это приказ командира. Вас не должны беспокоить, пока она не проведет допрос.

Это заставляет меня замолчать — Алекси редко такой формальный. Особый мирок военных Эйвона имеет несчетный набор правил, и одно заключается в том, что не все те формальности, наблюдаемые на заселенных планетах, применяются здесь. Другое имеет отношение к дресс-коду, хотя даже Алекси переходит в этом границы. Его волос — ярко-розовых на этой неделе — будет достаточно, чтобы заставить даже самого небрежного командира оглянуться дважды.

Так что если Алекси разговаривает как дежурный полковник — со мной, из всех людей — то что-то не так.

— Мне следовало не объявляться? — Я стараюсь, чтобы это прозвучало как шутка, но волна страха накатывает у меня в животе, и я надеюсь, что она не сквозит в моем голосе. Могла ли командир Тауэрс каким-то образом выяснить, что у меня в руках был брат Орлы Кормак, и я позволила ему ускользнуть?

Но Алекси просто улыбается.

— Вы знаете командира. Хочет убедиться, что никто не испортит ваши воспоминания, что мы первыми не получим официальную историю.

— Кто-то снова дал ей учебники по психологии, — сглатываю я. — Тогда где же мозгоправы?

Алекси пожимает плечами.

— Она настояла на том, чтобы сделать это сама. Наверное, это деликатная ситуация.

Я стараюсь не показать, что меня внезапно охватывает тревога, что я не ожидала, что меня допросит сам командир. Это никоим образом не стандартная процедура, а Тауэрс не та, кто нарушает протокол.

Алекси со скрипом опускается на шаткий раскладной стул рядом с моей койкой, откидываясь назад достаточно, чтобы воспроизвести зловеще пластиковый скрип.

— Капитан, вы нас очень напугали. Вы в порядке? — Алекси был одним из немногих солдат, кто видел, как я покидала бар «Молли» с Кормаком. Лицо его спокойное, взгляд откровенный. Я знаю, о чем он спрашивает.

— Я в порядке, — отвечаю я, встречая этот взгляд. — Несколько царапин и синяков, больше ничего.

Он разочаровано сжимает губы.