Расколотый мир

— Вот как мы начинаем находить общий язык, — отвечаю я, надеясь, что мое лицо не показывает, насколько я чувствую себя виноватым. — Она не такая, как ты думаешь. Она отличается от других.

— Отличается? — Челюсти Шона сжимаются, глаза раскрываются от ужаса. — Боже, она тебе нравится. Флинн, пожалуйста. Скажи мне, что ты не думаешь…

— Конечно, нет, — отрезаю я, затем опускаю свой голос с усилием, когда несколько детей за моим кузеном ворочаются в кроватях. — Но если есть шанс, что она нам поможет, я должен этим воспользоваться.

— Она trodaire.

— Я не думаю, что это означает, что она заслуживает смерти, делая свою работу.

— Ее работа убивать, — шипит он. — Или убеждаться, что это делаем мы.

— Она не убила меня, когда сбежала, а она могла.

Он наблюдает за мной в течение долгого времени, и я чувствую, что мое сердце колотится, отсчитывая секунды.

— Дай мне ключ, — наконец говорит он.

— Ключ?

— От камеры, где она сидела. — Он протягивает руку, шевеля пальцами в нетерпении. — Они найдут его у тебя, и тебе конец.

Дыхание вздымается в неустанном вздохе, и я нахожу в кармане ключ, который не давал Джубили выбраться наружу. Шон берет его и засовывает в карман, оглядывает коридор за мной, прежде чем пройти мимо меня направляясь в туннель.

— Шон. — Мой голос заставляет его остановиться. — Спасибо те…

— Нет, — прерывает он меня. — Просто… прекрати. — Затем он уходит, чтобы без сомнения найти какое-нибудь место, куда засунуть ключ, где его никто не найдет.

Я медленно иду по коридору и беру левее, уходя прочь от шума и людей. Вместо этого, я в тишине слышу голос Джубили Чейз у себя в голове.

Что теперь, Ромео?

Я пробираюсь по лестнице, в более темные, более тихие части пещерного комплекса. Где-то я могу думать.

Здесь шероховатые поверхности горных пород не выровнены, а части пластика, прикрывающие отверстия в другие пещеры, впускают сквозняки. Только когда я поворачиваю за угол, я выясняю, куда несут меня ноги — к складу боеприпасов, где толстые металлические двери все еще стоят между Макбрайдом и откровенной войной. Чтобы посмотреть на твердое, физическое напоминание того, что он еще не выиграл.

Страх Шона точно стучит у меня в груди. Если он выяснил, что я помог Джубили, сколько еще осталось времени, пока этого не выяснит Макбрайд? Тем не менее, ему не хватает доказательств, и пока я дышу, я могу продолжать бороться.

Хотел бы я знать, за что сражаюсь. Каким я хочу видеть мир. Страх и гнев, висящие в воздухе, сегодня, чем когда-либо, ясно дают понять, что любой шанс на мир растворяется прямо перед нашими глазами. Макбрайд набирает последователей, и скоро поднимется волна.

Я снимаю фонарь с крючка на стене, поворачивая за последний угол.

Там где был замок на двери склада боеприпасов, находится витая дыра, неровные края которой обгорели и почернели от паяльной лампы. Все, что я слышу, это свой пульс.

Рука поднимается к шее, ища цепочку, держащую ключ. Я ловлю ее пальцами и тащу, прижимая краешек ключа к коже, когда хватаю его. Но теперь мозг переводит то, что видит, и я понимаю, что никому не нужен был ключ для этого.

Макбрайд не ждет поднятия волны, больше нет. Он не ждет, чтобы завоевать сердца и умы всего нашего народа.

Я действовал один, и теперь он сделал тоже самое. Шкаф пуст. Все наши пушки, наши взрывчатые вещества, все, что ему было нужно, чтобы спровоцировать trodairí на тотальную войну — все пропало.

Она снова прячется под прилавком, и там с ней также находится зеленоглазый парень. Они прислушиваются к тому, из-за чего ругаются родители девочки.

— Если мы просто дадим им то, что они хотят, они оставят нас в покое. — Отец девочки говорит тяжелым, резким голосом. Его страх вызывает страх у девочки, и она сглатывает, ее ладони потеют.

— Позволить им выиграть? — Ее мать тоже боится, но ее гнев сильнее. — Позволить им использовать наш магазин, наш дом, чтобы устроить свой бунт? Как же наша дочь? Думаешь, она тоже должна помочь им с их планами?

— Мы могли бы отправиться на Вавилон, навестить твоего отца. Он не видел Джубили с детства, я уверен, что он приютит нас на несколько недель.

— Я не позволю им превратить наш дом в зону военных действий.