Он собирается быть убитым своими людьми, и хотя он и является причиной, по которой я нахожусь в этом бардаке, я не могу обесценить его риск всем, чтобы вытащить меня из этого. Я не позволю ему сделать что-то такое глупое. Я нахожу, что улыбаюсь, в глубине души, понимаю, что это не трудно, глядя на его лицо.
— Удачи, Кормак.
Я вижу, как в его глазах появляется осознание, но у него нет моих инстинктов. Я ударяю коленом в его подбородок — не сильно, но достаточно, чтобы он потерял равновесие. Достаточно, чтобы не спешить, чтобы дать ему еще более взвешенный удар ладонью, который посылает его на землю, оставляя неподвижным.
В один момент я осознаю боль в боку от ребер и раны — цена расплаты за такое быстрое движение. Поморщившись, я нагибаюсь и прощупываю пульс Кормака. Сильный, устойчивый. Я подавляю облегчение и выпрямляюсь. Я могла бы так легко дотащить его в одну из ожидающих лодок, вернуть на базу и заставить ответить за преступления фианны. Брат Орлы Кормак был бы мощным козырем. Может быть, достаточно сильным, чтобы остановить эту войну, не полагаясь на Ромео, стоящим между своим народом и Макбрайдом.
Я ругаюсь под нос, ненавидя себя за свою нерешительность. Я перетаскиваю его на несколько футов от края причала, чтобы он не скатился и не утонул. Я осматриваю три лодки, привязанные к столбу, рядом с которым он стоял на коленях, и выбираю ту, чей датчик топлива на высоком уровне. Я не знаю, где я, но я выберу направление и уберусь как можно дальше отсюда, моля, отыскать патруль с базы.
Не выдержав, я бросаю последний взгляд на Кормака, распластавшегося на причале. Я снимаю куртку, которую он мне дал, и бросаю ее рядом с ним — я буду скучать по ее теплу в болотах, но если меня снова поймают, куртка будет неопровержимым доказательством тому, что он помог мне. Рука Кормака лежит так, как будто он чего-то добивается, и с закатанными рукавами татуировка генотипа теперь явилась на свет. Закодированная спираль данных должна соответствовать спирали его сестры в базе данных, если я ее просканирую. И все же ясно, что они не одно и то же. Орла бы убила меня в переулке за «Молли».
Голоса, раздавшиеся по коридору, прерывают меня, и я хватаюсь за лодку по обе стороны, чтобы начать тянуть себя к выходу.
Разогнав двигатель, я поворачиваю лодку и направляюсь в сторону канала.
Он помог мне — это благородно, не предавай его и не захватывай его. Честь, расплата. Он спас мне жизнь, и я делаю то же самое для него, но только на этот раз. И если чей-то голос и должен быть услышан среди этого сброда, то это должен быть голос того, чей первый инстинкт — не кровь и не насилие. Его место здесь, и он не должен быть изгнан за то, что помог мне. Я пытаюсь сказать себе, что это был логичный ход.
Но изо всех сил я пытаюсь убедить себя, что логика имеет к этому какое-то отношение.
— Не смотри это шоу. — Отец девочки выключает головизор, его темные глаза яростны и челюсти напряжены. — Я больше не хочу видеть, как ты смотришь это снова, слышишь меня?
— Но паааааап, другие дети смотрят. Их родители смотрят его вместе с ними. Это просто мультики. И маме бы они понравились, там сплошные китайские истории.
— Наша семья не будет. — Его резкий голос пугает девочку. Ее папа смотрит на нее снова и вздыхает. — Ты не понимаешь, мармеладка, но ты же сделаешь, как я сказал, хорошо?