Вчера он сделал ей предложение, потому что считал, будто скомпрометировал ее в Воксхолле, и еще потому, что все вокруг пришли к выводу, будто она самая подходящая кандидатка в графини. Она отказалась. Все в порядке. История закончена.
К его огромному облегчению.
Она вовсе не та женщина, которую он готов одобрить. Она понятия не имеет, как себя вести.
И какого дьявола она явилась к Юнис? Несчастная Юнис!
— Вам нравится моя шляпка? — вдруг спросила Анджелина.
В полоску, красную и оранжевую. Вообще-то, хоть и кричащая, шляпка была довольно привлекательна. Небольшие твердые поля приятно обрамляли ее лицо, а высокая тулья придавала ей слегка милитаристский вид. Она определенно не пытается скрыть свой рост.
— Вы непременно должны заставить человека повести себя либо грубо, либо неискренне? — спросил Эдвард, чувствуя, как возвращается раздражение — да оно никуда и не уходило.
Анджелина повернула голову, и оказалось, что она улыбается.
— Однажды вы сказали мне правду, — отозвалась она, — и я рассмеялась, а вы улыбнулись. Это было славно.
— В таком случае она чересчур яркая, и нельзя сочетать эти цвета на одном человеке, уж не говоря об одном предмете одежды, — сказал он. — И она вам идеально подходит. Вашему характеру.
Ее улыбка сделалась еще шире, хотя она упорно смотрела на мостовую впереди.
— Сегодня ночью я буду лежать без сна, пытаясь решить, был это комплимент или оскорбление, лорд Хейворд.
— Немножко и того и другого, — коротко ответил Эдвард.
Ночью он тоже будет лежать без сна и гадать, куда деваются его хорошие манеры, когда дело касается леди Анджелины Дадли. Впрочем, она и святого выведет из терпения.
Анджелина засмеялась. Ее смех не может не нравиться. Не дамское хихиканье и не громкий гогот. Он всегда звучит просто весело. И очень заразительно, хотя Эдвард с ней смеяться не стал.
К своей великой радости, он увидел, что они уже приближаются к Дадли-Хаусу. Пройдя оставшееся расстояние молча, он остановился у ступенек, желая убедиться, что Анджелина войдет внутрь. Она тоже остановилась, повернулась и посмотрела на него.
— Я не собираюсь вас благодарить, — заявила она. — Я вам вовсе не благодарна.
— Я от вас этого и не ожидал, — ответил он. — И настаивал на том, чтобы вас проводить, вовсе не для того, чтобы снискать вашу благодарность. Я поступил так только потому, что это правильно.
Боже милостивый, думал при этом Эдвард, он целовал эти губы всего два дня назад и прижимал это тело к своему. Он просто сгорает от желания обладать ею.
Он что, сошел с ума?
Тут Анджелина снова улыбнулась, и в груди его что-то неприятно затрепетало.
— Именно это мне так понравилось в вас в нашу первую встречу, — сказала она. — Но сейчас вы становитесь несколько утомительным.
— Если вы научитесь вести себя более благоразумно, — скованно произнес Эдвард, — то лишитесь возможности находить меня утомительным или еще каким-нибудь, леди Анджелина. Уверен, нам обоим будет от этого только лучше.
Улыбка с ее лица никуда не делась. Она слегка наклонила голову набок и теперь выглядела немного задумчивой, сказав:
— Да. Безусловно. Доброго вам дня, лорд Хейворд.
Она резко повернулась, почти взбежала по ступенькам и скрылась за дверью, которую предупредительно открыл лакей. Дверь за ней закрылась.
А утро оказалось испорчено.
Еще сильнее оно испортилось, когда Эдвард вернулся в дом леди Сэнфорд и его снова провели в маленькую гостиную, где в одиночестве сидела Юнис.
— А я, — сказала она, — гадала, вернешься ли ты. Выглядишь ужасно. Бедный Эдвард, она так сильно тебя раздражает?
— Да она понятия не имеет, как себя со мной вести, — буркнул он. — Видишь ли, вчера я сделал ей предложение. Вчера вечером я тебе об этом не упомянул, но предложение сделал. Она отказала. В жизни своей не испытывал большего облегчения! Она затем сюда и явилась, чтобы рассказать тебе? Поглумиться?
— С какой стати? — удивилась Юнис, показывая ему на то самое кресло, в котором сидела леди Анджелина, когда он в первый раз сюда вошел. — Сказать подобное — значит предположить в ней способность сделать низость, но я думаю, что она на такое совершенно не способна.
Да, с этим он готов согласиться. Низкими были его собственные слова. Леди Анджелина Дадли заставляет его демонстрировать не самые лучшие стороны его личности.
— Она пришла, — продолжала между тем Юнис, — чтобы попросить меня стать ее другом и заверить, что она ни в коем случае не будет против, если я выйду за тебя замуж, так как совершенно очевидно, что мы с тобой очень любим друг друга.
— Что? — Эдвард нахмурился.
— В ней есть что-то… печальное, — произнесла Юнис, — хотя я не уверена, что это правильное слово. «Задумчивое» — будет точнее. И разумеется, насчет нас она ошибается. Не в том, что мы очень любим друг друга. Надеюсь, так оно и есть. Она ошибается, предположив, что это любовь романтическая.
Эдвард все еще хмурился.
— Я бы хотел, чтобы ты изменила свое решение насчет брака со мной, Юнис, — сказал он. — Жизнь стала бы такой уравновешенной!
— И скучной, — мягко подсказала она.
Он едко взглянул на нее:
— Значит, и для тебя я зануда?