Рандеву с "Варягом"

    Отчаявшись получить официальное разрешение, я на трех рикшах отправился в Кобе, оттуда на поезде до Нагасаки. И когда я там попытался купить билет на пароход в Фузан, меня арестовали.

    Я провел четыре дня в тюрьме в Кокуре. Кормили меня только рисом, было холодно и сыро - ведь окна у них здесь из промасленной бумаги. Потом меня все-таки выпустили, как я потом узнал, после вмешательства американского посла в Японии. Заставили, впрочем, заплатить штраф в пять йен, а вот фотокамеру мою не отдали. Тем не менее, я смог тут же в порту, зафрахтовать джонку и отправиться в Корею.

    Не буду рассказывать про все мои тамошние злоключения, про то, как джонка чуть не пошла ко дну, про мои странствия по февральскому Желтому морю. Так мы и плелись на джонке из Кокуры в Чемульпо, не зная, что где-то совсем рядом происходят грандиозные события. Нам не было известно, что высадившиеся в Корее японские войска разбиты, а флот полностью уничтожен в двух сражениях под Чемульпо и Порт-Артуром. Объединенная крейсерская эскадра русских прошла мористее нас, когда мы были на траверзе Мок-по, и мы не увидали ее в тумане. А ей была совсем неинтересна одинокая джонка, медленно ползущая по каким-то своим делам вдоль берега Кореи. Под натиском русских десантников пал Фузан, а мы все плыли и плыли, и промозглое это путешествие все никак не кончалось.

    Но вот наступило 23 февраля. Еще одно серое туманное утро. Еще два три дня, и мы должны были прибыть в Чемульпо. Но судьба и русское командование рассудили иначе. Прямо на нас из утренней дымки двигался огромный корабль с горделиво задранным вверх носом. Невиданное, огромное, как "Плавучий остров" мистера Жюля Верна сооружение рассекало волны. Легкий восточный ветер трепал в вышине белое полотнище с диагонально перекрещенными синими полосами. Тогда мне казалось, что этот "левиафан" пройдет прямо сквозь нас, и не заметит. Тогда у меня была только одна мысль - откуда тут взялся этот корабль под андреевским флагом? Ведь было очевидно, что Япония обречена на победу, потому что в этой борьбе ее поддерживает весь цивилизованный мир.

    Мне уже казалось, что величественное видение пройдет мимо нас, лишь раскачав джонку на высокой волне. Но эта громадина была только первым кораблем в колонне. Следом за ним шли другие, такие же громадные призраки под андреевскими флагами. Несмотря на промозглую погоду, мне стало вдруг жарко, Слева от колонны прямо на нас шел еще один корабль, по всей видимости, из бокового охранения. На вид он имел шесть-семь тысяч тонн водоизмещения, и напоминал крейсер 1-го класса. Но рядом с "левиафаном" он выглядел мелким портовым буксиром. Он спустил катер, который понесся в нашу сторону, подобно гигантскому жуку-плавунцу. Люди в катере были одеты в черную форму и ярко-оранжевые жилеты. Причалив к нашей джонке, они довольно бесцеремонно заставили нас перейти к ним на борт. Тогда мне оставалось только гадать - означает ли это, что мне несказанно повезло, и я наконец увижу своими глазами один из таинственных русских кораблей, или же японцы правы, и эти русские, чего доброго, пристрелят меня, или упекут меня в свою Сайбирию, где, по рассказам, еще холоднее, чем на Юконе...

    Катер несся по волнам, и усидеть на его банке было труднее, чем на спине бешено скачущего быка. Из чего только сделаны эти люди в черном, невозмутимыми, и словно не чувствующими тряски? Наверное, они отлиты из самой лучшей стали?

    Не успел я подняться на палубу, как меня вежливо, но решительно взяли с двух сторон под руки огромные ребята в странной черной форме, и на хорошем английском, предложили пройти, потому, что со мной хочет поговорить какая-то "гэбня". В маленькой каюте без иллюминаторов, ярко освещенной странными лампами, испускающими бело-голубой свет, я предстал перед с виду обычным русским офицером, не понимая, где тут эта самая ужасная "гэбня". Я показал ему свое редакционное удостоверение, вместе с командировочным предписанием от "Сан-Франциско Экзаминер". А что теперь? Еще раз в тюрьму? Еще один штраф в пять йен, или пять этих... как там у них... рублей? Придется покупать еще одну камеру? Ну да ладно. Я стоял перед этим офицером, мокрый, продрогший, и безразличный ко всему. Я устал, и махнув на все рукой, решил - будь что будет.

    А офицер еще раз заглянул в мое удостоверение, а потом что-то сказал в стоящий на столе прибор. Через пару минут пришел матрос, и принес книгу. Я заметил у этих русских одну странность, как только кто-нибудь из них со мной знакомится, так сразу на белый свет появляется книга. Иногда меня даже заставляют подписаться под моей собственной фотографией в книге. Неужели я так популярен? А после того допроса строгий офицер отправил меня не в камеру, а в санчасть. Русский доктор не стал со мной церемониться. Горсть таблеток, литр горячего и сладкого чая, а сверху, сказав "с праздником", еще и стакан водки. Как меня раздевали и укладывали на больничную койку - этого я уже не помню.