Ракеты. Жизнь. Судьба.

только о лжи по так называемым «общественным» вопросам, она пронизала и

всю технику.

Стремясь

избежать

начальственного

неудовольствия

или

будучи

недостаточно информированным, подчиненный любого уровня готов

соврать, надеясь, что до следующей встречи положение как-то изменится. В

результате по иерархической цепочке снизу вверх передается все более

искаженная информация, так что руководители высокого уровня постоянно

пребывают в уверенности, что дела идут превосходно, и соответственно ведут

92

себя. Я считал это форменным тормозом в работе и как мог с этим боролся, в

основном описанным выше способом получения информации не от

исполнителя работы, а от следующего за ним звена, которое уж точно было

заинтересовано в правильной информации об окончании работы

предыдущего. Поэтому первая задача состояла в том, чтобы приучить людей

говорить правду, так как нельзя принять правильное решение, пользуясь

ложной информацией. Во-вторых, нужно было принимать решения по

многочисленным и разнохарактерным вопросам немедленно, как только

вопрос возник на ОТС. Здесь уже все зависит от опыта ведущего, но это тот

случай, когда даже не вполне правильное решение лучше отсутствия всякого.

Руководствуясь этими нехитрыми принципами, я и вел много месяцев ОТС.

Как только наши первые программы наземных режимов попали на Байконур,

Гончар уехал туда, а вскоре вытащил и Кривоносова решать вопросы по

многочисленным БЦВМ, установленным на борту ракеты.

Начальство нам не мешало, представитель министерства только надзирал, так

что дело сдвинулось с места, и у людей стала появляться робкая надежда, что

мы выкарабкаемся в обозримые сроки.

И действительно, к концу апреля 1987г. мы закончили, и можно было

переходить непосредственно к пусковым операциям. На время майских

праздников на Байконур прилетел Горбачев. Я почему-то решил, что первый

пуск будет проведен при нем, но выяснилось, что это не входило в планы

нашего министра, он же председатель государственной комиссии. Ведь все

ожидали неудачного пуска, так что лучше, чтобы он состоялся в отсутствие

руководителя страны. Нам еще и «повезло», в последнюю минуту

выяснилось, что все БЦВМ нужно отправлять на перепроверку в Харьков, так

что причина для краткосрочной задержки была.

И вот наступило 15 мая 1987 года. Все причастные к пуску собрались в

специальном многоэтажном надежно защищенном подземном здании, чтобы

исключить возможность любых неприятностей, если таковые произойдут,

когда ракета еще на старте, или в первые секунды полета.

Ракета заправлена, все готово, можно нажимать кнопку «пуск», что должен

был сделать главный конструктор «Энергии» и первый заместитель Глушко

по ракете Б.И.Губанов. Но не тут-то было.

За несколько месяцев до пуска специалисты по прочности из РКК «Энергия»

выяснили, что ракета может разрушиться в полете от ветровых нагрузок,

настолько ее корпус сделан тонким, чтобы сэкономить вес. По правилам

следовало бы вводить управление по углам атаки и скольжения. Это как раз

тема нашей последней статьи в журнале. Но, как у нас говорили, «поезд уже

ушел», внести новое управление в уже сделанную СУ было совершенно

нереальным. Решили рисковать.

Для этого метеослужба полигона непрерывно зондировала ветер, я по

министерской связи диктовал эти данные в Харьков, их вводили в аналого-

цифровой комплекс и определяли, является ли нагрузка допустимой. Как

93

всегда, «прочнисты» перестраховались и дали нам очень жесткие

ограничения, при которых пуск еще возможен. Вся связь с метеорологами и

Харьковом осуществлялась голосом, более современными видами связи мы

тогда не располагали. Итак, я диктую в Харьков данные последнего

метеозондирования, надо мной стоит Губанов, который хочет уже нажимать

кнопку «пуск», все ждут, а я пытаюсь вытащить из сидящего в Харькове

В.Н.Романенко точные данные по нагрузкам. Наконец, очень осторожный

Романенко начинает говорить, что нагрузки вроде допустимые, но с каждым

последующим метеозондированием обстановка ухудшается. Я повторяю

вслух его слова, но Губанов, услышав «вроде допустимые» и, не дожидаясь

конца фразы, идет и нажимает пусковую кнопку. И правильно делает, ракета

медленно поднимается со стартового стола и уходит. Наше волнение в это

время описать невозможно.

Начинается отсчет времени дежурным офицером телеметрического контроля.

Каждые 20 секунд он повторяет, глядя на экраны мониторов «тангаж,

рыскание, крен (это углы поворота ракеты по трем осям) - в норме, полет

устойчивый», а в следующие 20 секунд - «давление в камерах сгорания

двигателей в норме». Вот так все присутствующие узнавали о полете ракеты,

никаких мониторов перед ними не было, но все равно это были самые

приятные слова. Слышим «полет первой ступени закончен, двигатели

нормально выключились». Начался с тем же комментарием полет второй