Райский плод

Верховный суд Российской Федерации еще в мае 2017 года разъяснил правила рассмотрения споров о том, чей же в итоге рожденный ребенок. Как быть, если суррогатная мать не хочет отдавать ребенка биологическим родителям? Она выносила плод по заказу, получила деньги, родила. Генетически ребенок не ее. Но материнские чувства никуда не денешь, вот и обращаются такие несчастные в суд, чтобы защитить свое право на малыша.

Постановление пленума Верховного суда «О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей», усложнило биологическим родителям задачу вернуть ребенка в случае спора. Биологические родители больше не могли ссылаться на то, что у ребенка их гены. Только на основе этого факта забрать малыша не получится, нужны другие аргументы.

Так, я не суррогатная мать. Прикрыться генами приемным родителям не получится. Но и мне, получается, тоже. Читаем дальше. Отказ суррогатной матери отдать ребенка генетическим родителям не ставит в деле точку. Судам рекомендовано изучать договор с суррогатной матерью. Что гласит контракт? По какой причине суррогатная мать отказывается его выполнять? И в чем заключаются интересы ребенка?

Так, понятно, что перед тем, как подписать договор с клиникой, я прочитаю его вдоль и поперек и изучу каждую запятую. Но вот пункт про интересы ребенка… К какому выводу пришла бы судья Кузнецова, если бы в качестве ответчика в суде выступала возрастная мать-одиночка, лишенная постоянного дохода и собственного жилья, а в качестве истцов приемная семья со стабильным доходом сильно выше среднего, скорее всего, с наличием загородного дома и других возможностей полноценно развить ребенка и обеспечить ему безбедное будущее?

«Обеспечение единства практики применения судами законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей, является актуальной и важной мерой, направленной на защиту законных прав и интересов как родителей, так и детей, – прочитала я дальше. – В документ включены рекомендации, которыми должен руководствоваться суд при разрешении дел, связанных с установлением материнства».

Я снова задумалась. Считать клинику «Райский плод» родильным домом или не считать? Могут меня лишить моего малыша, если я его биологическая мать, которая заключила договор об отказе от ребенка, но после родов отказалась оформить собственно отказ?

Точнее, в российском законодательстве отказ от ребенка и родительских прав на него вообще не предусмотрен. Это я, как судья, знала отлично. На практике можно лишь составить заявление о своем согласии на усыновление ребенка конкретным лицом. Скорее всего, именно такая форма и практикуется в клинике.

Но оформление заявления само по себе не означает, что родитель утрачивает правовую связь со своим малышом автоматически. Это происходит только в результате установленных законом процедур, то есть судом по усыновлению. Если я не напишу заявление, то суд не сможет его рассмотреть. А значит, и разрешить любому другому лицу усыновить моего сына или дочку.

По общему правилу, для усыновления ребенка нотариально заверенное согласие родителей обязательно. Более того, родитель имеет полное право его отозвать до заседания суда. А значит, получается, что с этой стороны мне ничего не угрожает. Правового механизма заставить меня отказаться от ребенка не существует.

Убедившись в этом, я слегка выдохнула. Хорошо, идем дальше. Какие еще риски могут быть при реализации моего плана стать подсадной уткой? В договоре наверняка будут включены финансовые штрафные санкции. Например, в случае его нарушения я должна буду возместить средства, потраченные на медицинское сопровождение моей беременности. Что ж, это справедливое требование, я и не рассчитывала наблюдаться в частной клинике бесплатно. Так что задача найти необходимые для этого деньги останется в силе, вот и все.

А если будет прописан пункт, что я возвращаю деньги в двойном объеме? А если в тройном? Нет, вероятность при моем расследовании потерять деньги, пусть даже и очень большие, пугала меня неизмеримо меньше, чем утрата ребенка. Отобрать малыша у меня не могли ни при каких обстоятельствах. Окончательно сформулировав у себя в голове этот постулат и повторив его для храбрости несколько раз, я поехала в клинику, где не появлялась уже две недели.

– Ну, что же вы, – с укоризной покачал головой Эппельбаум при моем появлении. – Елена Сергеевна, в вашем положении две недели не показываться врачу категорически неправильно. Куда вы пропали?

– Думала над вашим предложением, – честно призналась я.

На его лице отразилась заинтересованность.

– Да? И к какому выводу пришли?

– Мне нужно еще немного времени и гораздо больше информации, – я смотрела Эппельбауму прямо в глаза и мило улыбалась.

– Какой информации, Елена Сергеевна?