Читаем Рай в шалаше полностью

...Тарелки от рыбных консервов отмывались плохо, мыть посуду было нечем, пришлось идти в ванную, брать мыло. Костя ходил за Таней и говорил:

— Так вот, фокализация — это момент, когда человек осознает, что с ним случилось нечто особенное. Фокальная точка — отмеченное поведение...

Нет, сегодня Таня была не в форме: вместо того чтобы сразу ополоснуть чашки, она взялась за тарелки, и теперь у нее были грязные руки, и раковина тоже пахла рыбой.

— Ты слушаешь меня? Ты согласна?

Знал бы Костя, как далеки сейчас Танины мысли, как не хотелось ей никакого разговора о науке. Заметим кстати, что и нам с избытком хватило Таниных соображений о фантомах, нас сейчас, признаться, тоже волнует другое: что будет дальше? Нам не терпится, чтобы события поскакали, понеслись, чтобы Таня заплакала, наконец, от обиды, или каменно замолчала, или ударила бы Костю (а что?) чем под руку попадется, разбила бы в сердцах хоть одну чашку... Костя ей об умном, а она в ответ шварк посуду об пол, да чтоб разбилась позвончей, и в слезы, и со словами грубыми, наболевшими... Истерика? Пусть истерика, зато после нее, как после грозы, легко дышится, и, размахивая руками, как птица, в попытке Таню унять, Костя вынужден будет сказать важные слова.

Говорят, каждая женщина судьбу свою слышит и, слыша, подталкивает не только в смысле конкретном, так сказать, фалалеевском («судьба пахнет загсом»), а и в смысле неминуемой участи, рока. Может быть, неожиданная вспышка так или иначе прояснила бы неминуемую участь обоих... или хотя бы Танину. Так и хочется встряхнуть Константина Дмитриевича: «Да очнитесь вы, даром что профессор человечьих наук!» И Таня, признаться, начинает раздражать. Что за мямля, прости господи, что за безвольная женщина! Почему она разрешает себя унижать? Зачем она в этой кухне? Почему скребет скользкую от жира посуду? Зачем паук, затаившись в углу, настороженно разглядывая сверху ее макушку, злорадствует, что их у нее не две (две к счастью!), а одна? Почему холодильник фырчит обиженно, требуя, чтобы его наконец разморозили? Почему стена над плитой, закапанная кофейными брызгами, просится, чтобы ее тоже помыли? Почему у всех к Тане бесконечные претензии? По какому праву?

...— Ты слушаешь меня? Ты поняла, что такое отмеченная встреча?

Нет, она не слушала, но кивнула Косте тем покорным кивком понимания, каким тысячи лет кивают женщины, когда им что-то серьезное, требуя поддержки и одобрения, рассказывают их мужчины.

Зачем она кивает ему, оттирая проржавевшую вилку? Откуда эта покорность? И Денисову она покорна, и Цветкову. Покорность внешняя, но тем она для Тани и тяжелей, объявила внутреннюю, так сказать, забастовку: моет себе, стирает, штопает, варит борщи, крутит мясорубку, а сама внутри себя руки сложила... Но со сложенными руками недолго и ко дну пойти! Поневоле вспомнишь Веру Владимировну и ее «будьте умницей, деточка». Вера Владимировна уже давно приехала в свою Перловку, чай пьет, слушает по радио концерт и думает о Тане. В прежние времена Вера Владимировна за Таню бы помолилась на ночь, попросила бы за нее, а сейчас как быть?

...— Ты помнишь, Танечка, карикатуру? Две горы, на каждой по человеку, подпись: «Потерявшиеся в горах, встречайтесь в ГУМе у фонтана», фонтан как фокальная точка встречи. Но это так, смеха ради. Ты слушаешь меня, наконец?

После ГУМа и фонтана Таня слушала: она представила себе всех потерявшихся в горах и как в растерянности они стоят с красными, отмороженными носами у фонтана, и потерявшиеся не знают, кого они, собственно, потеряли, а встретившиеся не совсем уверены, тех ли они встретили... Кому и чем способна помочь Костина «теория встречи»? Вот если бы с небес спускали скрижали и на них горело подтверждение правильности твоего решения, то есть все, это он, не суетись больше, большего тебе на роду не положено, ах, как бы все было просто!..

— Извини, но ты удивительно невнимательна сегодня, — обидчиво сказал Костя. — Так вот, когда человек из всего множества своих потенций осознает главную, это и есть фокализация.

— Костя, отойди подальше, — попросила Таня. — Видишь, я кастрюли начала мыть, могу тебя забрызгать, отойди, сядь.

Костя отошел от одной двери и теперь стоял, прислонясь к другой, балконной.

Перейти на страницу:

Похожие книги