Рай. Потерянный рай. Возвращенный рай

И Еве так сказал тогда Адам:
«Прекрасная супруга! Ночь настала,
И сладко успокоился весь мир, –
Пора и нам искать отдохновенья.
Как день и ночь, так точно труд и отдых
Поочередно Бог распределил;
И вот, росе подобно, сон нисходит
И сладкою дремотой отягчает
Нам веки. Без работы целый день
Все прочие Его созданья бродят,
Но человек на каждый день свой труд,
Телесный или умственный, имеет,
И тем он выше их: забота Неба –
Следить за ним во всех его путях.
Другие ж твари потому и праздны,
Что Господу отчета не дают.
Но завтра, чуть лишь утро на востоке
Слегка забрезжит, предвещая свет,
Подняться мы должны, чтоб труд приятный
Возобновить: мы будем подстригать
Все эти здесь цветущие деревья:
Густая зелень темных тех аллей,
Где около полудня мы гуляем,
Чрезмерно уж ветвями заросла;
Чтоб буйный рост их сократить, потребно,
Пожалуй, больше силы и уменья,
Чем скудные усилья наших рук;
К тому же и цветы, что здесь опали,
И смоляные капли на дорогах,
Которые мешают нам ходить,
Должны везде быть убраны прилежно.
Покамест же велит природа нам
Вкусить отраду отдыха ночного».

И, в совершенной красоте своей,
Супругу Ева кротко отвечала:
«Творец и повелитель мой, всему,
Что ты велишь, без слов я повинуюсь;
Так повелел, устроил так Господь:
Он –  твой закон, ты –  мой; знать только это –
Для женщины –  счастливейшее знанье
И высшая ей в этом похвала.
Беседуя с тобой, я забываю
О времени и всяких переменах:
Все хорошо, лишь только б быть с тобой.
Мне сладостно и утра дуновенье,
И солнечный пленительный восход,
И пробужденных пташек щебетанье;
Люблю я солнца первые лучи
Над этою прекрасною страною,
Когда оно их от востока льет
На все цветы, плоды, траву, деревья,
Блестящие жемчужною росою;
И после теплых ласковых дождей
Люблю земли дыханье плодоносной;
Благословляю тихий, кроткий вечер,
Когда придет он, ночи тишину
И гимн ее поющей сладко птицы;
Благословляю дивную луну
Со звездной свитой –  эти перлы неба;
Но ни дыханье утра, ни восход,
Ни песни пташек утренних, ни солнце
Над этою прекрасною страной,
Ни блеск росы на всех цветах и листьях,
Ни аромат земли, дождем вспоенной,
Ни вечера приход, ни тишина
Прекрасной ночи с гимном нежной птицы,
Ни звездный блеск, ни дивный свет луны –
Ничто, ничто мне без тебя не мило!
Но для чего они должны сиять
Всю ночь? Зачем их свет великолепный,
Когда все очи в мире сон закрыл?»

И отвечал ей наш всеобщий предок:
«О совершенство в образе жены,
Дочь Господа и человека, Ева!
От вечера до утренней поры
Они должны свой путь свершать в порядке
Вокруг Земли и от страны к стране,
К народам, хоть еще и не рожденным,
Нести свой свет; для этого они
На небесах восходят и заходят.
Необходимо это, чтобы в ночь
Тьма древняя не завладела снова
Своим господством прежним, истребив
Природу всю и все, что есть живого.
Притом же эти нежные огни
Не только светят, а приветно греют,
Имеют разнородное влиянье.
Питают, увлажняют, умеряют
И придают всему, что на земле
Живет, способность восприять полнее,
Что солнца луч могучий ниспошлет.
Вот почему они, хоть тьма ночная
Скрывает их порой, –  не исчезают.
Не думай также, милая жена,
Что, если бы людей не стало в мире,
На небеса никто бы не взирал
И не хвалил бы Господа: мильоны
Созданий бестелесных на Земле
Живут вокруг, хоть нам они незримы,
Когда не спим мы и когда мы спим,
И созерцают, славя непрестанно,
И днем и ночью все Его дела.
Не слышали ль мы часто, как звучали
Со склонов откликающихся гор
Иль в чаще леса, в воздухе полночном,
Небесные над нами голоса,
По одному иль отвечая дивно
Друг другу пеньем во хвалу Творца?
Когда же здесь стоят они на страже
Иль странствуют во тьме ночной вокруг
Отрядами, их пенье раздается
В сопровожденьи звуков арф небесных,
В гармонию одну сливаясь с ними,
И песни эти разделяют ночь
И мысли наши к Небесам возносят».

Так говоря, они, рука с рукой,
К беседке подошли благословенной
Своей. То место выбрал сам Господь,
Когда все вещи строил Он на пользу
И наслажденье человека. Крыша
Беседки той составлена была
Из плотного сплетенья мирт и лавров
И прочих листьев, крепких и душистых;
И рос по обе стороны акант,
Зеленые же стены той беседки
Душистые высокие кусты
Образовали; все сорта прекрасных
Цветов росли там: ирис разноцветный,
Роскошнейшие розы и жасмин
Цветущими головками смотрели,
Мозаикой живых и нежных красок;
Внизу цвели фиалки, и шафран,
И гиацинт, беседки основанье
Богатою каймою обрамляя
Пестрей и ярче всяких дорогих
Каменьев на эмблемах драгоценных.
В беседку ту не мог войти никто
Из тварей остальных –  ни зверь, ни птица,
Ни червь, ни насекомое: мешал
Почтительный им страх пред человеком.
В такой беседке, тихой и святой,
В таком уединеньи благодатном,
Не спал, хотя бы в сказках, ни Сильван[110],
Ни Пан, ни дикий фавн лесной, ни нимфа;
Здесь, в благодатном этом уголке,
Устроила себе невеста Ева
Впервые ложе брачное свое,
И хор небесный песню Гименея
Им пел в тот день, как нежный Ангел брака
Ее привел ко праотцу людей,
В нагой красе прекраснее Пандоры[111],
Принесшей миру все дары богов –
Принесшей в мир, увы, подобно Еве,
И много тяжких бед, когда Меркурий
Привел ее с высот небесных к сыну
Иапета[112] безрассудному; она
Красой своих очей людей пленила,
И Зевс жестоко отомстил тому,
Кто смел украсть его огонь священный.

И вот, придя в тенистый свой приют,
Они у входа стали, обернулись
И под открытым небом принесли
Хвалу Тому, кто создал землю, небо
И все вокруг, что видели они, –
И шар луны, вверху сиявший нежно,
И многозвездный темный небосвод.

«Ты сотворил и ночь, Творец Всесильный,
Ты сотворил и день, в который мы
Окончили свой труд определенный,
Счастливые и помощью взаимной,
И сладкою взаимностью любви,
Венчающей собой блаженство наше,
Которое Ты, Господи, нам дал!
Ты создал это радостное место.
Для нас двоих обширное чрезмерно, –
Для нас, которым не с кем разделить
Великое даров Твоих обилье –
Без потребленья падают они!
Но обещал Ты нам происхожденье
От нас народа, коим вся Земля
Наполнится, –  и будет вместе с нами
Хвалить Он благость вечную Твою,
Свершая ль бодро днем свой труд урочный
Иль, как теперь, вкушая дар Твой –  сон».

Так молвили они единодушно;
Других они обрядов не имели,
Как обожанье чистое Творца,
Которое Ему всего угодней.
Затем в беседку, внутрь, они вошли,
Свободные от тяжести напрасной
Стеснительных одежд, что носим мы,
И рядом там легли, причем, конечно,
Адам не отвернулся от супруги
Пленительной своей; равно и Ева
Не отказала в соблюденье правил
Таинственных супружеской любви.
Пускай ханжи сурово рассуждают
О чистоте, невинности безгрешной,
Позоря как нечистое все то,
Что сам Господь наш объявляет чистым,
Что соблюдать иным Он сам велит,
А прочим позволяет; сам Создатель
Нам размножаться повелел, и тот,
Кто воздержанья требует, конечно,
Служитель Зла, Враг Бога и людей.
Хвала тебе, хвала, любовь супругов,
Таинственный закон, источник верный
Происхожденья рода человеков, –
Единственная собственность в Раю,
Где прочее все –  общее владенье!
Прелюбодейство грубой плотской страсти
Ты исключила из среды людской,
Отдав его бессмысленным животным;
В тебе свою основу обрели
Разумные, законные, святые
И чистые все связи –  долг, отца,
Детей и братьев; нет, тебя не буду
Я никогда греховною считать,
Достойною стыда иль порицанья,
Несвойственной святейшему из мест!
Источник вечный радостей семейных,
Ты чистотой их ложе облекаешь
Теперь, как в те былые времена,
Когда среди святых и патриархов
В обычай ты вошла; в тебе любовь
Свои святые стрелы мечет, светит
Своей лампадой вечной, расправляет
В тебе свои пурпурные крыла;
В тебе она царит и торжествует –
В тебе единой: нет ее в улыбках
Продажных тварей, в наслажденье грубом,
Случайном, равнодушном, в кратких играх
Любовных, в пошлых танцах, маскарадах,
Балах полночных или серенадах,
Где мерзнущий на улице любовник
К своей красотке гордой песню шлет,
А лучше бы ее с презреньем бросил.
Баюкаемы песнью соловьев,
Обнявшись, спали так Адам и Ева.
И розы на нагие их тела
С зеленой кровли падали обильно,
Чтоб новыми их утро заменило.
Спи, милая, блаженная чета!
Счастливейшей была б ты в этом мире,
Когда бы счастья высшего искать
Не стала ты и знала бы искусство
Не знать того, что Небом не дано!

И вот уже тенистый конус ночи
До половины путь свой совершил,
Покрыв собой подлунный свод обширный,
Когда из врат слоновой кости белой
В обычный час сторожевой отряд
Блестящих Херувимов вышел. Стройно
Они в порядок стали боевой,
И Гавриил ближайшему по чину
Сказал: «Из этой стражи, Узиил,
Возьми ты половину, чтобы с юга
Строжайшей сад охраной окружить,
Я ж с остальными к северу направлюсь;
На западе мы встретимся с тобой».

И разошлись они, огням подобны,
Одни –  чтоб крепким Раю быть щитом,
Другие, как копье, готовы к бою.
Из своего отряда Гавриил
Избрал двух Духов, сильных и разумных,
К себе ближайших, и сказал им так:

«Итуриил, и ты, Зефон: скорее
Сад обыщите; все его углы
Исследуйте, особенно ж беседку,
Где эти два прекрасные созданья
Спать улеглись, не ожидая Зла.
Я вечером, перед заходом солнца,
Весть получил, что некий адский Дух
Пришел сюда (кто б это мог подумать?),
Из Ада ускользнув, конечно, с целью
Недоброю. Коль скоро вы его
Найдете, то, схватив, ко мне ведите».

Так молвил он и воинов лучистых
Своих повел, которые сияньем
Своим луны сиянье помрачали.
Другие же два Ангела к беседке
Отправились на поиски свои
И скоро там нашли, кого искали.
Он, скорчившись, как жаба, там сидел
Под ухом Евы, дьявольски стараясь
До органов ее воображенья
Достичь, чтоб, их работу возбудив,
Желанные иллюзии, виденья
И грезы ей различные внушить,
Иль, яд вдохнув, в особый цвет окрасить
Те испаренья, что от крови чистой
Восходят, как туман от ручейка,
Дабы они сложилися нестройно
И недовольством возбудили ум,
Вселяя в нем напрасные надежды
И цели, необычные желанья,
Высокие намеренья и гордость.
Итуриил копьем своим слегка
Его коснулся, ибо ложь не может
Прикосновенья вынести небесной
Субстанции, не возвратив себе
Свой образ настоящий; и мгновенно
Враг, изумясь, что он открыт, вскочил.
Так искра массу пороха взрывает,
Которая, при вести о войне,
Отложена в запасном магазине,
И крошечное зернышко, внезапно
Раздувшися, воспламеняет воздух;
Так сразу Враг восстал во весь свой рост.
Поражены, невольно отступили
Два Ангела-красавца –  так внезапно
Явился им ужасный адский царь, –
Затем к нему бесстрашно обратились:

«Кто из мятежных Духов, обреченный
На вечный Ад, осмелился сюда
Войти, покинув адскую темницу?
Зачем ты здесь, свой образ изменив,
Сидел, как Враг, у изголовья спящих?»

Им в ярости ответил Сатана:
«Как! Вы меня не знаете? Однако
Вы знали прежде, что я вам не ровня:
На высоту, где я сидел, не смели
Вы воспарить. Коль скоро вы меня
Не знаете, из этого лишь видно,
Как низменны вы сами –  ниже всех
Из ваших полчищ; если ж вам знаком я,
То для чего вам спрашивать меня,
Излишними словами начиная
Посланье ваше? Чтоб оно, пустое,
Как те слова, окончилось ничем?»

Ответствуя презреньем на презренье,
Ему Зефон немедля возразил:

«Не думай, дух мятежный, что свой образ
Ты сохранил, что он не помрачен
С тех пор, как в Небесах, святой и чистый,
Ты жил, и что узнать тебя не трудно.
Как только ты быть добрым перестал,
Ты славы той лишился, став подобен
Лишь преступленью своему и мраку
Тех мест, где ты томиться осужден.
Однако же иди за нами: должен
Ты, без сомненья, дать ответ тому,
Кто нас послал; долг на него возложен
Оберегать от всяких нападений
Весь этот край и этих двух –  от Зла».

Так молвил Херувим. Отпор суровый,
При юношеской прелести его,
Подействовал с неотразимой силой.
Стоял, смущен и уничтожен, Дьявол
И чувствовал Добра все обаянье,
Всю чистой добродетели красу;
Он видел это и терзался горько
Своей утратой; более ж всего
Он тем был опечален, что другие
Заметили, как изменился он.
Но все-таки не показал он вида
Смущенья или страха и сказал: