Рай

— Госпожа, — напомнил он. — Как с ней говорить, не зная арабского? И разве я оставлю магазин на тебя, чтобы ты все тут испортил… Если сеид не сможет выплатить долги, магазин окажется для него единственным источником существования. Для тебя он подберет что-то другое. Он тебя любит.

Юсуфа пробрала дрожь.

— И все-таки он тебе не дядя, — закончил Халил и попытался стукнуть «братца» по затылку, но Юсуф с легкостью парировал удар.

Накануне отбытия вглубь материка дядя Азиз пригласил их к ужину. В назначенный час, сразу после закатной молитвы, Халил повел Симбу Мвене и Юсуфа в сад. Сумрак, торжественная тишина, смягченная негромким шорохом воды. Воздух наполнялся благоуханием, которое пробуждало чувства, словно музыка. В дальнем конце сада на столбах висели фонари, подсвечивавшие террасу, обрисовывавшие в густой тьме золотой грот. Отблески превращали воду в каналах в тусклый расплавленный металл. На террасе были расстелены ковры, от них поднимались испарения амбры и сандалового дерева.

Как только они сели, во дворе появился купец, одетый в тончайший хлопок, который струился и играл складками на каждом шагу. Куфи его была расшита золотым шелком. Все поднялись и приветствовали хозяина, а тот с улыбкой махнул рукой, приглашая садиться, и сам сел. Перед Юсуфом вновь предстал сеид — тот человек, кто так запросто увез его из дома, от родителей, кто с таким же улыбчивым спокойствием прошел по суровым землям до самых озер. В самую худшую пору, в плену у Чату, он излучал уверенность — мягкую и непобедимую. На обратном пути и особенно после возвращения привычное обращение сменилось тревогой, люди, совершившие вместе с сеидом этот путь, терзали купца требованиями и жалобами. Но вот он снова сеид, собранный, невозмутимый, с едва заметной улыбкой великодушной снисходительности.

Он заговорил о путешествии, но так легко, словно сам в нем не участвовал и припоминал чужой рассказ. Словом и жестом он поощрял Симбу Мвене восполнить подробности и благодарно кивал, услышав подтверждение. Юсуфу казалось, что Симба Мвене понимает игру сеида, но, судя по его радостному смеху, по тому, как взмывал и становился звучнее голос Симбы, лесть купца действовала неотразимо. Вскоре помощник мньяпары уже болтал неудержимо и без промедления отзывался на просьбу поведать еще об этом и о том, как будто они все вновь собрались вокруг костра в глубине дикой страны.

Дверь во двор слегка приоткрылась, Халил поднялся, словно отозвавшись на условный сигнал. Он скрылся внутри и вернулся с блюдом риса. Сходил еще несколько раз и доставил блюда с рыбой, с мясом, овощами, хлебом и большую корзину фруктов в придачу. С появлением еды разговор остановился, все в почтительном молчании ждали, пока Халил закончит накрывать стол. Юсуф старался не смотреть на еду, но не удавалось отвести взгляд от маслянисто блестевшего, украшенного изюмом и орехами риса. В наступившей тишине Юсуф различил голос, прежде изгонявший его из сада, и у него потеплело на сердце. Наконец Халил вышел с медным кувшином и миской, через локоть было переброшено полотенце. Он по очереди полил воду каждому на руки. Симба Мвене заодно прополоскал рот и шумно выплюнул воду в сад.

— Бисмилла, — сказал дядя Азиз, и все приступили к еде.

За едой болтовня Симбы Мвене сделалась разнузданнее, он держался с хозяином как с равным. Вину за неудачу путешествия следует возложить на мньяпару, заявил он.

— Если б он не избил того человека в лесу, не настроил Чату против нас, — ожесточенно рассуждал он. — С каждым он обращался словно со слугой, с рабом. Может, раньше так и годилось, но теперь никто не станет мириться с подобным обхождением. Что мог Чату подумать о нас? Он принял нас за похитителей людей, за торговцев людской плотью. Напрасно вы предоставили ему такие права, бвана. Он жестокий человек, неспособный на жалость. Но Чату оказался сильнее его.

Дядя Азиз тихо кивал и не спорил. Симба Мвене гнул свое, голос его усиливался, заглушая слабый шорох деревьев и кустов, сад наполнился криком. Странно, подумал Юсуф, как это он не оглушает самого себя — Симба Мвене безудержно нес чепуху, словно пьяный. Взгляд купца беспощадно сосредоточился на болтуне, и Юсуф понял: дядя прикидывает, как быть с ним и как быть со спрятанной на складе у Хамида випусой. Наконец дядя Азиз отдал Халилу приказ по-арабски, и Халил понес в дом опустошенную посуду, всякий раз слегка наклоняя тарелку в сторону гостя, испрашивая разрешения ее забрать.

— Видел лицо сеида, когда этот крикун выплюнул воду в саду? И когда он пустился рассуждать, что пошло не так в пути? — шепнул потом Халил Юсуфу, лопаясь от восторга. Они привычно расположились на циновках на террасе перед магазином, сблизили головы.

— Он знает, что не может ему доверять, но выхода нет. У твоего дяди столько проблем! А тут еще Симба Мвене воет, как слепая гиена.

— Он не глуп, — заметил Юсуф. — И порой только он и сохранял присутствие духа, когда все остальные терялись.