Машалла! — дивились все и требовали у купца из Момбасы новых и новых подробностей. Что ж, его дядя посетил города Бухару, Ташкент и Герат, древние города, где построены мечети небывалой красоты, а сады похожи на земной рай. Он спал в прекраснейшем из садов Герата, а ночью слышал музыку столь совершенную, что едва не лишился рассудка. Стояла осень, повсюду цвела девичья трава, на лозе созревали виноградные гроздья, такие сладкие, не поверишь, что эти плоды породила земля. Воздух там так чист и ясен, что люди не болеют и не стареют.
— Это сказки! — вскричали слушатели. — Не может быть на земле такого места.
— Это правда! — возразил купец.
— Возможно ли, чтобы это было правдой? — О, как они мечтали поверить. — Ты рассказываешь нам очередной вымысел. Запутываешь нас сказками.
— То же самое я сказал дяде, — отвечал купец. — Хоть и выразился повежливее. Как такое может быть правдой?
— И что ответил дядя? — настаивали они.
— Он сказал: клянусь!
— Значит, такие места существуют, — вздыхали они.
А дальше в этом путешествии, добавил купец, они переплыли бурное море с огромными волнами, называется Каспий. По ту сторону он видел, как из земли вырываются фонтаны черной нефти, а из воды, словно стражи адского царства, поднимались железные башни. Небо заполнилось клубами пламени, как будто и огненные врата уже близко.
Оттуда через горы и долины дядя добрался до самой красивой страны, какая встретилась ему в том путешествии, красивее даже Герата. Она была покрыта цветочными и фруктовыми садами, там текли реки и ручьи, жили ученые, изысканные люди, от природы одержимые страстью к войне и интригам, а потому в этих местах никогда не наступал мир.
— Как называется эта земля? — спросили купца.
Он долго раздумывал и наконец неуверенно выговорил: Кавказ. А оттуда его дядя спустился в страну Шам и проделал весь путь обратно в Момбасу, — концовку он произнес поспешно, чтобы его больше не перебивали вопросами об именах и названиях.
3
Юсуф пересказывал детям истории, которые слушал по вечерам, сидя с мужчинами. Дети приходили к нему в комнату, когда им наскучивали игры. В любой момент, как вздумается, могли заглянуть к нему. С тех пор как Юсуфа заставили ходить к имаму вместе с детишками, они перестали его стесняться. Поначалу он радовался отдельной комнате, но одиночество сгущалось, и комната превращалась в тюрьму; теперь он с нежностью вспоминал Халила и то время, что провел с ним вместе. Порой младшие мальчики, возбужденно вопя, боролись на его циновке или набрасывались на Юсуфа, втягивая его в шуточную потасовку. Аша просила его рассказывать истории и не отрывала взгляда от его лица, пока он не закончит. Мальчики приваливались к нему или брали его за руку, но Аша садилась так, чтобы видеть его. Если ее звали родители, она требовала подождать, пока она не вернется. Однажды после обеда пришла без братьев дослушать рассказ, во время которого ей пришлось уйти накануне. Она села на циновку лицом к Юсуфу, напряженно вслушиваясь.
— Ты все врешь! — вскричала она, когда он закончил, в глазах ее стояли слезы. Он смутился и не знал, что ответить. Девочка подалась вперед и вдруг ударила его по плечу. Он неуклюже потянулся к ней, ожидая, что и она примется барахтаться и вырвется, как делали ее братья, но она охотно подалась ему навстречу, прижалась с протяжным вздохом, и теплое дыхание коснулось его груди. Когда его страх слегка улегся, он ощутил, как расслабляется ее пухлое тело, и несколько минут они тихо лежали, сжимая друг друга в объятиях. Он почувствовал шевеление у себя между ног и смутился: как бы она этого не заметила.
— Вдруг кто-нибудь войдет, — сказал он наконец.
Она мгновенно отскочила прочь, потом засмеялась. Девчонка, совсем ребенок, подумал он. С ней ничего подобного никогда не случалось. Кто бы мог дурно об этом подумать? Ему велели присматривать за детьми, в том числе и за ней. И он снова распахнул объятия, и она, слегка вскрикнув от радости, прижалась к нему.
— Расскажи мне про сады в том городе, — попросила она.
— В каком городе? — спросил он, боясь пошевелиться.
— Где по ночам играла музыка, — сказала она, смеясь, но не отрывая от него внимательного взгляда. Она поерзала рядом с ним, и Юсуф вновь ощутил шевеление там, внизу.
— Герат, — произнес он. — Ночью в саду путешественник услышал, как поет женщина, и едва не лишился рассудка.
— Почему так? — спросила она.
— Не знаю. Может быть, потому, что ее голос был так прекрасен. Или же он не слышал раньше, как поют женщины.
— Как его имя?
— Купец, — сказал он.
— Это не имя. Назови мне имя, — попросила она и принялась тереться об него, а он гладил ее мягкое, пухлое плечико.
— Его звали Абдулразак, — сказал он. — На самом деле о женщине, которая пела, говорил не дядя купца. Дядя привел слова поэта, который жил в Герате много лет назад и писал стихи о красоте этого города.
— Откуда ты это знаешь?
— Его племянник сказал.
— Почему у нас так много дядей? — удивилась она.
— Они же не родные наши дяди, — засмеялся он, крепче прижимая ее к себе,