Развивая в двух последних «книгах» эти проблемы, Радищев ни на минуту не забывает, что в первых двух он твердо отверг бессмертие и научно доказал смертность. Поэтому он непрерывно, на каждом шагу подчеркивает, что науке, логике, правде и практике здесь противопоставляется надежда, желание чувствительного сердца, вера, пустая мечта, «сон». Этот условный, предположительный, желаемый характер приводимых доводов подчеркнут стилистически. Читателю непрерывно говорилось: помни, в третьей и четвертой «книгах» ты вступаешь в область догадок, в область «гадательную». Доказать бессмертие нельзя. Только шарлатаны могут приводить доводы и доказательства. В бессмертие, как потребность человеческого сердца, можно только верить. И если человеку эта вера помогает жить, если эту веру можно использовать для повышения его общественно-политической активности, пусть человек утешает себя мечтой о вечности. Вот почему конструкция фраз в последней части сочинения включает в себя как обязательный элемент «если». Вот почему вся-
кий раз, как только Радищев переходит к итоговым выводам о бессмертии, у него неизбежно появляется все то же «если»: «Если поживешь за пределы дней твоих»...
«если возможно... постигнуть, что цель на земле и по смерти одна и та же», «если сия постепенность... не есть пустой вымысел и напрасное воображение», «если не можно нам заключить с уверением, что душа бессмертна, если в доводах наших нет очевидности»... И так всякий раз. Несомненно, и эта условность, и искренние восклицания взволнованного лирического героя в самом конце своих размышлений о бессмертии («О возлюбленные мои, я чувствую, что несуся в область догадок, и, увы, догадка не есть действительность»), и вся система аргументации, идущей от сердца, от чувства, от желания—противостоящая незыблемым научным доводам первых двух «книг»,— создавали полную гарантию правильного понимания и усвоения радищевских материалистических убеждений, не оставляя никаких лазеек для утверждения возможного доказательства бессмертия души.
Радищев своим сочинением, подводя итог философской полемике, со всей убедительностью показал, что общественно оправданная позиция Новикова в этом споре базируется на шаткой идеалистической основе, и в этом ее слабость, ограниченность и опасность. Это было второй общественно-политической заслугой Радищева. Своим сочинением из далекого Илимска, через все преграды, установленные деспотизмом, он приходил на помощь русскому просвещению, вооружая его политически, укрепляя его философские позиции.
6 ноября 1796 года в Петербурге скончалась Екатерина II. Вступивший на престол новый император Павел I, люто ненавидевший свою мать, после ее смерти позволял себе отменять ее решения, поступать по-своему—наказывать ее любимцев, миловать тех, кого она преследовала. В этих условиях оказалось возможным ходатайствовать о смягчении судьбы двух русских просветителей. Так был выпущен из Шлиссельбургской крепости Новиков, так 23 ноября был подписан указ о возвращении Радищева из Илимска.
Вновь изменилась судьба Радищева, с самого детства его находившаяся в зависимости от политических событий в России. Только 16 января 1797 года дошла до Илимска весть об освобождении. Радищев немедленно двинулся в путь. Выезжал он не один—с ним ехала его вторая жена, Елизавета Васильевна Рубановская, мужественно последовавшая к нему в Илимск, ехали дети. «Мы выезжали,— сообщает Радищев,—при стечении всех почти илимских жителей в три часа пополудни». Морозы стояли тогда отчаянные. В дороге занемогла Елизавета Васильевна и в Тобольске, после тяжелой болезни, 7 апреля скончалась. Возвращение из Сибири было скорбным.
Радищев едет через Сибирь и Урал, спускается по Волге и всюду внимательно и зорко всматривается в кипящую вокруг него жизнь, делая многочисленные заметки в своем дневнике. В июле 1797 года прибыл, наконец, в Немцово, в отцовское имение под Москвой, где ему было приказано поселиться. Здесь Радищев проводит четыре года. Фактически это было продолжением ссылки. Он находился под наблюдением полиции, ему был запрещен выезд из деревни, за его поведением зорко наблюдали десятки чиновников, донося обо всем императору Павлу. И опять Радищев с головой уходит в работу. Продолжая занятия экономиста, он пишет сочинение «Описание моего владения». Оставаясь всегда самим собой, ощущая «величество свое», величество свободного человека, Радищев и здесь, в этой второй ссылке, все тот же, каким был, когда писал «Путешествие», когда писал сочинение «О человеке». Естественно поэтому, что в своем научном трактате он доказывает экономическую невыгодность крепостного права и тем самым с новых позиций выступает против ненавистного рабства.
В Немцове же Радищев возвращается к поэзии. Пишет богатырскую повесть в стихах «Бова»; вдохновленный только что найденным «Словом о полку Игореве», сочиняет «Песнь историческую» и «Песни древний». Здесь же готовится им историко-литературное сочинение «Памятник дактило-хореическому витязю».