Радищев

Лучшим образчиком органического единства начал сатирического и утверждающего являются «Отписки крестьянские», напечатанные в 1769 году в «Трутне». Одна из важнейших задач этих «Отписок»—противопоставить два мира: мир Филаток и мир помещиков Григориев Сидоровичей. Противопоставление это реализовано на конкретном примере—на решении судьбы Филатки. Впавший в отчаяние, начисто разоренный, больной сам, отягощенный «малыми ребятами» и большой семьей, он обращается за помощью, «бьет'челом и плачется» Григорию Сидоровичу, прося его помочь в этом крайнем случае. Григорий Сидорович, как истый помещик, не только не внял этому слезному плачу, но и повелел обездоленного

Филатку и старосту Андрюшку публично на сходе перепороть за то, что осмелились писать ему челобитную, за то, что обременили его своим «плачем».

Но строго и осудительно проведя читателя через все картины крепостнического ада, Новиков выводит его вдруг на чистый воздух, дает ему возможность припасть к чистой и живительной струе неувядаемой и торжествующей в любых условиях человечности—читатель попадает в неведомый ему крестьянский мир. Только у них, тружени-ков-хлебопашцев, можно найти утешение. Читатель узнает: крестьянский мир, мир бедных и разоренных

Филаток, есть великая сила и аккумулятор нравственной энергии—именно потому, что они—труженики, потому, что заняты трудом, нужным всему отечеству, потому, что они «питатели» и производят «самонужнейшую вещь»— хлеб. В ответ на бессердечное решение Григория Сидо-ровича «мир» помогает Филатке—он платит за него подати, он оставляет Филатке корову, потому что хочет поднять его на ноги, потому что в нем есть уважение и любовь к человеку, потому что ему свойственна жалость. Читатель «Трутня» и «Живописца» получал произведение, полное антикрепостнического пафоса, гневного обличения и глубокой патриотической любви к своему «бедствующему» отечеству, к народу, сохранившему, несмотря на рабство, подлинно человеческую нравственность. Русская критическая литература начинала свое развитие с органического сочетания тех двух начал, которые, по мнению Белинского, и составили в будущем существо русского реализма: «патриотическое, беспощадное одергивание покрова с действительности» и «кровная любовь к плодовитому зерну русской жизни»¹¹.

Эта тема нашла новое развитие в фольклоре, вторгавшемся в русскую литературу с небывалой до того силой в 60-х годах. Народ рассказывал о себе сам, заставляя многих дворянских писателей задуматься «над образованием души» его, над его судьбой, над его положением. Особенно много сделали для распространения сказок, песен, пословиц такие два антидворянских писателя, как Михаил Попов и Михаил Чулков.

Весь этот опыт русской литературы по-новому был освещен для Радищева восстанием Пугачева, которое было для него высшим актом народного творчества. Став глашатаем народной революции, он политике подчинил свою литературную деятельность. Критика рабовладельческих порядков определяла и до Радищева сатирическое направление. Радищев же встает на путь отрицания самого помещичье-самодержавного государства. Вот почему небывалую дотоле силу приобрела сатира Радищева. Вот почему в книгах его предстала потрясшая читателя реальная картина самодержавной России, этого «чудища, обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», изображенная большим писателем с почти документальной достоверностью. Но те же революционные убеждения позволили Радищеву по-новому развернуть положительную программу. Народ и его революционная энергия, преобразующая мир деспотизма и угнетения, жестокости и неволи; народ, как строитель будущей республики свободных тружеников, как создатель новой, глубоко человеческой культуры; свободная, преобразованная Россия— таково конкретное содержание этой положительной программы.

Естественным оказалось для Радищева использование фольклора, который усиливал его и политическую и художническую зоркость, сближал с теми, от кого он ждал спасения России.

Создавая эстетику героической литературы, требуя от нее служения делу освобождения русских крепостных от рабства, Радищев и теоретически и практически обосновывал развитие русского реализма. По-хозяйски используя опыт своих предшественников, он закладывал мощное основание такой литературы, на почве которой будет построен гением Пушкина реализм, как новая эпоха в искусстве.

И здесь должна быть отмечена еще одна заслуга Радищева: он уберег русскую литературу от бурного наступления нового, антифеодального, но глубоко буржуазного в своем существе литературного направления—сентиментализма.