В нем зажил, заговорил, занялся своими будничными делами «человек среднего состояния». Новый герой вышел на подмостки не как робкий проситель; он чувствовал свою силу и хотел господствовать. Оттого он устроился по-хозяйски, вытащив на сцену рядом с собой свою семью, свои интересы, свои вещи и, главное, свои добродетели. Дворянству, погрязшему в роскоши, безделье, разврате, буржуа тщился противопоставить свое трудолюбие, бережливость, хозяйственность, святость семейных традиций. В утверждение своих добродетелей буржуа даже возвышался до пафоса, до патетики. Сидя в зрительном зале и любовно созерцая свой портрет, он плакал, умилялся, восхищался и гордился сам собой.
Рука об руку с театром шла новая живопись. Чувственному, галантному Ватто, аллегорическому и мифологическому Пуссену, оперно-декоративному Буше, этому первому художнику короля, мастеру обнаженного женского тела, третье сословие противопоставило Шардена, Греза, Леписье, Рюбера и других. Они свели искусство с высот мифологии, аллегории и абстракции на землю. Их трубадур и идейный вдохновитель Дидро ратовал за реальное, верное природе искусство. Такое искусство должно было быть правдивым. Жизнь третьего сословия, жизнь городского буржуа, его очаг, как истинный хранитель высшей добродетели и нравственности, объявляется действительным объектом художника. Греза и Шардена Дидро объявляет своими идеалами. Их живопись—поэзия обыденной жизни. Они воинственно нравственны, они потрясают зрителя и вызывают глубокое моральное сочувствие к бесхитростной, внешне скупой, но богатой чувствами жизни—отца семейства, хозяйки очага, точильщика, прачки и т. д.
Третье сословие выступало против сословных преград между людьми, выдвигая в противовес породе свою неповторимую индивидуальность, свои добродетели, требуя свободы своим чувствам. Писатели-романисты возвысили свой голос в защиту прав утесненной сословными предрассудками человеческой личности. Одним из первых начал Прево. Он показал всесильную, всепоглощающую любовь дворянина де-Грие к девушке низкого состояния — Манон Леско, показал, как эта естественная любовь кончилась трагически, причиной чего явились ненавистные сословные предрассудки, социальное неравенство, господствующие в обществе. Через тридцать лет радикальный мыслитель Руссо создал апофеозу чистой любви бедного учителя Сен-Пре к аристократке Жюли («Новая Элоиза»). И чем сильнее показывал писатель неведомую дотоле глубину страсти, сложность, и красоту их душевной жизни, тем сильнее звучал приговор дворянскоаристократическому обществу,—это оно обрекло людей на несчастье, на страданье, поставив на их пути неодолимую преграду—социальное неравенство.
Именно за эти-то черты сентиментализм и был провозглашен боевой, революционной идеологией. При этом забывалась буржуазная природа идейной сущности сентиментализма, а его идеалы трактовались как общечеловеческие,' имеющие не только историческую, но и вечную ценность. Тот факт, что буржуазии, как указывал Маркс, даже в момент революции надо было скрывать узкоклассовый и потому своекорыстный и эгоистический характер своих политических целей и выдавать свои добродетели, свои убеждения и интересы за всеобщие, оказался в забвении. Оказалось забытым и замечание Энгельса о том, чем в действительности было провозглашенное просветителями «царство разума: «Теперь мы знаем,— писал Энгельс,—что это царство разума было не больше, как идеализированное царство буржуазии»4.
В чем же состоит буржуазная природа самых передовых идей сентиментализма, объективно, в свою эпоху даже сыгравших прогрессивную роль? Прежде всего— в его индивидуализме. С самого своего возникновения буржуазия, борясь против феодальной привилегированной замкнутости за свободную промышленность, свободную торговлю, свободное общество, порождает «...всеобщую борьбу человека против человека, индивидуума против индивидуума. Таким же точно образом и