Радио Судьбы

— Приказываю произвести визуальный — подчеркиваю, только ВИЗУАЛЬНЫЙ! — контроль района предполагаемого места происшествия. О результатах немедленно доложить в штаб. Как поняли?

— Понял вас.

«Ну, с богом!» — подумал про себя дежурный. Действительно, чего это он? Просить экипаж спасателей быть поосторожней — все равно что отправлять дочь на панель и умолять ее сохранить девственность.

Работа у них такая. Не пряники ведь перебирают.

Взгляд его снова остановился на обгоревшем основном пульте.

«Черт! Пойдет кто-нибудь за освежителем или нет?»

— Эй, ребята! Есть кто свободный? Я говорю, сбегайте кто-нибудь в магазин, купите освежитель воздуха!

* * *

Десять часов пятьдесят две минуты. Четвертый экипаж.

Константин Бурцев (в бригаде Серпуховского МЧС его называли Кстин) отложил рацию и посмотрел на водителя.

— Ну что, Володя. Разворачивай оглобли. Отчизна ждет подвига! Похоже, в районе двенадцатого километра шоссе Таруса — Калуга открылась очередная амбразура. Закроем ее? Своими молодыми упругими телами?

Володя проворчал что-то неразборчивое, включил сирену и стал осторожно разворачиваться через двойную сплошную.

— Жертвы есть? — оживился врач экипажа, Виктор Пас тухов. Он сидел в салоне и листал журнал «За рулем».

— Если Володя и дальше будет гонять на своей бетономешалке, как Шумахер, то обязательно появятся.

— Ты в Москве на маршрутках не ездил, — парировал Володя.

— А я в Москву и не собираюсь, — беззаботно ответил Кстин. — Только если Шойгу будет мне орден вручать.

— Так, так, так, — насторожился док. — Что значит «тебе вручать»? А нам?

— «Вам»… — передразнил его Бурцев. — Мне, как старшему экипажа, положен орден. А вам — медальки. И то их, наверное, пришлют по почте. До востребования.

— Медаль, орден… Какая разница? Все равно обмывать. — Володя переключился на третью и нажал на газ. Допотопный двигатель уазика быстро раскрутился до максимальных оборотов, и водитель воткнул четвертую.

— Ты посмотри, док! — с восхищением воскликнул старший. — Да он у нас философ! Прямо-таки Сократ!

— Сократ на моем месте давно бы уже плюнул на все и торговал в бане пивом. А я тут вожусь с вами, как с детьми малыми, — беззлобно пробасил Володя, плотный рыжий мужик лет сорока. — Что там такое стряслось? На двенадцатом километре?

— В Ставке пока не знают ответа на этот вопрос. Поэтому решено было послать в тыл врага лучших из лучших. Трех богатырей верхом на верной газонокосилке.

В Москве спасатели ездят на «лендроверах», а в провинции — на микроавтобусах Ульяновского завода. Пусть эта машина не такая комфортабельная и не такая надежная, зато проста и неприхотлива. Кроме того, у нее есть одна замечательная особенность: в ней никогда не бывает холодно. Даже в лютые морозы температура не опускается ниже двадцати градусов, ведь двигатель, считай, расположен в салоне. Но до зимы еще надо дожить. На дворе — июль. Шестнадцатое число.

— Давай, Володя! Разводи пары. Как думаешь, твой самовар не успеет закипеть до двенадцатого километра?

— Исключено. Нам любой подвиг по плечу. Бурцев на мгновение зажмурился, изображая слезы умиления.

— Боже мой! Как это трогательно! Нет, похоже, одним орденом Шойгу не отделается. Тут тремя пахнет. Три ордена и полная канистра настоящего, самого лучшего дегтя — для нашей боевой картофелечистки.

Уазик обиженно накренился в повороте. Они миновали Калиновы Выселки и перед танком, установленным на постаменте, ушли налево, в сторону Дракино.

Пятью минутами раньше здесь промчался Джордж.

* * *

Десять часов пятьдесят две минуты. Аэродром «Дракино».

Мезенцев шел по полю и совершенно не чувствовал тяжести ранца, висевшего за его спиной. Да и стропы, намотанные на руки, совсем не ощущались. Ему казалось, что стоит подуть небольшому ветерку, и он опять поднимется в небо, молодой и легкий.

Инструктор немного перестраховался: попросил пилота зависнуть над самой западной оконечностью поля. Нет, он, конечно, поступил правильно, ему виднее, он же профессионал. Но…

Девяносто — это, как ни крути, девяносто. Мезенцев ухнул вниз камнем. Никакой ветер не смог снести его ни на сантиметр. Он так и ушел на землю — как топор под воду. И приземлился на самом краю летного поля. Теперь ему почти километр тащиться до аэроклуба.

Хотя… Чего он жалуется? Подумаешь, придется немного пройтись. Да если потребуется, он и в Протвино пешком пойдет. А то и до самой Москвы дошагает и не почувствует усталости.

Все-таки упругий адреналиновый душ — великое дело. Время от времени надо давать себе встряску. Надо поддерживать в себе сознание того, что ты — мужчина. Тот факт, что у тебя между ног кое-что висит, ко многому обязывает. Не для того же висит, чтобы просто звенеть? Совсем не для того!