Радикальный Субъект и его дубль

Дальше начинается очень трудный для понимания процесс. Когда смерть приходит на кошачьих лапах — мягко, невидимо, незаметно для среды предания, — жизнь начинает себя осознавать как жизнь. Возникает первая мерцающая, а потом уже и реальная граница. Фактически мягко-мягко, незаметно из «здесь» появляется «там», наряду со «здесь». Из «сейчас» появляется «тогда», наряду с «сейчас» — при полном доминировании «сейчас». Из «этого» постепенно-постепенно начинает маячить, складываться, сгущаться «то». И тогда среда предания, общий смысл Традиции фундаментально меняет свой вектор. Это очень серьезное метафизическое изменение.

Традиция, предание изначально в своем центре несет опыт, единства, единение одного. Но постепенно, когда смерть, прокравшись, начинает выстраивать свои собственные структуры — познания, бытия, мировосприятия, —значение среды предания и вектор действия Традиции несколько меняются. Теперь предание не просто констатирует единство единого, но объединяет разделенное, осуществляет единство неединого. И здесь меняется сама Традиция. Среда предания была чем-то одним, самодостаточным, и вдруг она внутри себя начинает открывать зоны, территории, горизонты, просторы, плоскости, требующие совершенно специфического отношения, требующие интеграции, — а значит, они уже отпали, — требующие объединения, — а значит, они уже двойственны, — требующие включения в имманентный контекст здесь и сейчас, — а значит, они уже попали во время и в пространство. Таким образом, в определенный момент Традиция начинает фундаментальный диалог со смертью, и этот диалог как раз и составляет сущность тех исторических сегментов Традиции, которые мы знаем.

Изначально Традиция ничего не знает о смерти. И вот это незнание о смерти составляет ее суть. Это и есть тот центр, от чьего имени действует Традиция. Именно он является осью и ядром среды предания. Это -- незнание, неведение о смерти. Неведение о смерти, когда оно сталкивается со смертью, или неведение о неединстве, когда оно сталкивается с неединством изначально будучи спокойным, умиротворенным, созерцательным, начинает становиться более «нервным», «агрессивным».

Традиция начинает понимать, что происходит что-то не то, поскольку ей приходится теперь соединять разделенное. До этого ничего не надо было соединять. А в какой-то момент стало надо. И жить-то до этого момента было не надо, так как умереть было невозможно. И лишь когда смерть прокралась сюда и сделала из «этого» «то», и сделала из «здесь» — «там», тогда-то и началась борьба с «там». Тогда Традиция стала агрессивной, стала заниматься интеграцией и собиранием воедино того, что уже этим единым не являлось.

Это уже совсем другая история. Здесь возникает этика жизни, а Традиция, среда предания впервые (до этого она не знала, что такое жизнь) становится средой жизни и начинает себя воспринимать как жизнь, а не смерть. И будучи жизнью, Традиция становится живой Традицией, до этого она была «предживой». Традиция становится живой только тогда, когда сталкивается со смертью.

Такая легкая победа над смертью

Изначальный подход к смерти у Традиции не вызывает большой, фундаментальной проблемы. Традиция, как жизнь, видит, что смерть легко преодолеть, что та не является какой-то фундаментальной вещью -- отсюда и определенное брезгливое высокомерие по отношению к смерти. «Как легко соединить то, что отпало, — думает Традиция. — Как легко победить то, что претендует на самостоятельность, не будучи таковым, как легко реинтегрировать то, что прошло дифференциацию». Поначалу, действительно, легко, и я думаю, что та фраза Евгения Всеволодовича Головина, с которой я начал сегодняшнюю лекцию — «кто умер, тот никогда не жил», — относится к этой «дендистской» стадии живой Традиции.

Когда человек такой Традиции смотрит на смерть, он прекрасно понимает, что его это не касается. Это касается кого-то еще: люмпен-пролетариев, каких-то дебилов, обезьян, червей, свиней... Он не задумывается, кого это касается, ему это всё равно, он понимает только то, что его это не касается точно.

Смерть его не касается вообще, потому что он приобщен к живой Традиции, а значит, он и есть жизнь. И видя, что кто-то считает иначе, что кто-то поднимает лапки перед лицом смерти, когда она приходит, он недоумевает. Он говорит: «Вы что? Если вы поддаетесь уловке смерти, значит, вы не знаете, что такое жизнь. Не только не знаете после того, как вы умерли, но вы, значит, не знали об этом никогда. Вы умерли, значит, вы просто не жили. Вы — недоразумение. Мы не знаем вас. Вы — просто помеха, аберрация, индивидуум, брак, бракованная деталь». Это в его лице говорит Традиция всем тем, кто умер. Потому что представители Традиции действительно не умирают, они восходят на колеснице на небо, живут как хотят и сколько хотят...

Берсеркерская метафизика