Рабыня Рива, или Жена генерала

Сердце по-заячьи сжималось от страха. Я боялась, что и тут навсегда останусь чужачкой, рабыней, пустым местом. Приложением к генералу Эс-Тиррану, ничего не значащим и жалким. Нечто, чему принесли в жертву высокопоставленного военного. На Григе это важная каста. Только военные могли претендовать на престол — присоединиться к династии монархов. И происхождение тут имело меньше значения, чем заслуги в войне. Но претенденту нужно соблюдать несколько правил. Не стать предателем, не быть осужденным, не быть опозоренным в бою. И самое главное: быть женатым на григорианке.

Своей женитьбой на мне он лишил себя множества возможностей.

Лишил будущего.

Меня могут за это возненавидеть, особенно, если он был единственным в семье.

Что ж, он пошел на это добровольно… Я рассматривала его и пыталась понять, что меня ждет и где мое место. Но самое важное, что в моем будущем нет Лиама и черной формы.

Сегодня я надела короткое платье: так здесь принято. Длинную одежду григорианцы не носят, заменяют ее плащом до пят во время песчаных бурь. Остальная одежда короткая — и у женщин, и у мужчин. Броня универсальна и в случае чего всегда подойдет в качестве одежды хоть на каждый день, хоть на торжественную присягу. Здесь внешний вид не главное, а броня — это почет и слава.

Мое платье было светло-зеленым.

Мне очень нравился цвет, когда я покупала его: он напоминал мне о зеленых полях Иларии, но сейчас стало грустно. Я оделась и с мужем пошла к шлюзам.

Во время посадки я увидела несколько высоких фигур на площадке.

Две женщины — они тоньше, уже в плечах. И один крупный мужчина. Женщины здесь служат наравне с мужчинами, так что их присутствие меня не удивило. Солнце било прямо в глаза, слепило и делало мир внизу темней. Неподвижные черные фигуры, завернутые в плащи, казались зловещими. Его семья или военнослужащие?

Из шаттла мы вышли бок о бок, как полагается супругам.

Здесь жарко. Местами планета сплошь в песках и пустынях — поэтому у них кожа грубее человеческой. Я к такой жаре не привыкла, особенно после службы на «Стремительном». Солнце било и пекло, воздух был раскаленным настолько, что от посадочного покрытия площадки пахло пластиком, так сильно он был нагрет.

От группы отделилась женщина — ниже остальных, а значит, моложе, и сбросила капюшон на плечи.

Тонкое лицо с сероватой кожей и полыхающими янтарными глазами напоминало лицо Шада. Лицо было воодушевленным, словно она вела за собой в бой. Родственница? Подруга? Может быть… бывшая невеста? Волосы, заплетенные в тонкие косички, были убраны под плащ. У мужчин волос почти нет, но у григорианок бывают — какой-то атавизм. Они редкие, но считаются признаком красоты и их носят в косах. Тонкий нос, подбородок — тонкокостный, аккуратный, что даже сделал бы честь девушки с Иларии. Он дрожал, словно она была перевозбуждена или в ярости.

Ее глаза были устремлены на Шада.

— Шад Эс-Тирран! — выкрикнула она.

— Шантара, — спокойно ответил он. — Счастлив видеть тебя здоровой.

— И я, брат! — на мгновение она прикрыла рот тонкими узкими ладонями с длинными красивыми пальцами и всхлипнула. Через мгновение она обрела прежнюю уверенность и выпрямилась, гордо глядя на него. — Теперь я зовусь Эстра-Шад! Еще долго будут говорить: твой брат женился на иларианской рабыне, чтобы убить ее хозяина. О твоей жертве будут помнить. Ты наш герой! Это она?

Все уставились на меня.

Все-таки семья. Отец, мать и сестра.

Григорианская семья складывалась вокруг главы и фамилии получали от его имени: дочь, сын, жена такого-то. Как я стала Ривой Эми-Шад — женой Шада. Но если один из членов семьи отличился, остальные имели право образовать новую фамилию и называться не дочерью или сыном, а сестрой, матерью или отцом. Для непосвященных это выливалось в страшную путаницу кто кем приходится. Супружеские связи роли не играли, только личное желание — его сестра могла выйти замуж, и все равно зваться Эстра-Шад, хотя ее муж вряд ли обрадуется, что оказался не таким именитым, как ее брат.

Его мать оказалась высокой, красивой — с их точки зрения. Длинные волосы, сплетенные в несколько кос, были медного оттенка с прокрашенными яркими прядями. Никакого значения я этому не вспомнила, а значит, мода. Возможно, она это сделала в честь победы в войне, в противовес традиции их женщин красить пряди волос в черный в честь траура. Однажды я видела похоронную церемонию, земле предавали погибшего военного среднего звена. Его дочери, супруга и пожилая мать прокрасили волосы черным, наподобие как наши женщины покрывают голову черной тканью. Но раздавленными они не выглядели. Напоминали опасных птиц из-за желтых, неумеющих плакать глаз, и этих волос, похожих на хищное оперение.

В коротком белом платье мать Шада, статью и прямой спиной, развернутыми плечами, напоминала неизвестную богиню войны и охоты. Птичьи глаза, не мигая уставились на меня — прекрасные, ясные, но абсолютно бесчувственные.

Я непроизвольно съежилась, но она молчала. Ни слова. Только смотрела.