Рабыня Рива, или Жена генерала

— Спасибо, — искренне поблагодарила я за ужин. — Мама, папа, наверное, я сегодня вернусь на корабль. Не хочу вас стеснять.

Генерал настороженно остановился, глядя на нас. Я еле выталкивала слова, с трудом их подбирала, а родители с интересом и испугом смотрели на меня. На лице папы читалось облегчение. Мамина ложка звенела в чашке. Она все-таки выпила чаю с маковником.

— Конечно, дочка, — сказал он. — Тебе лучше быть с мужем. Не беспокойся за нас.

Я резко встала, через силу улыбнулась, кивнула и пошла обратно к дороге, стараясь держаться хотя бы до тех пор, пока не сверну за поворот. Дальше я побежала, беззвучно рыдая и уткнувшись носом в ладонь.

Генерал нашел меня, рыдающую на обочине поля маковника.

— Рива, — янтарные глаза прищурились. — Прекрати. Вставай. Ну что, еще хочешь остаться?

— Вы знали, — пролепетала я.

— Что знал? — спокойно спросил он.

— Что меня прогонят, — я всхлипнула, утирая лицо. Григорианка не стала бы плакать, под сердце бы кинжалом пырнула. — Вы предупреждали меня…

— Нет, не знал, — вздохнул он. — Это было очевидно. Трусы всегда прячут свой позор за громкими фразами и красивым фасадом. Свой позор они гонят. А твой народ — трусы. Проиграли и отдали своих детей. Идем.

Он протянул руку. Подумав, я обхватила шершавую кисть и поднялась.

Мы неторопливо пошли по дороге к площадке. Солдат рядом не было.

— Приятный запах, — заметил генерал.

— Это маковник… Запах моего детства, — я невесело улыбнулась и поняла, что груз уже не давит, наоборот, меня отпустило. Детство-то осталось прежним: счастливым, звонким, веселым. Война пришла потом.

— Мне пора домой, — сказал генерал. — Полетим на Григ, там я представлю тебя семье, а дальше решим, что делать.

— Хорошо, — не стала я спорить.

Решим. Это говорило, что ему тоже нелегко смириться со своим положением. Вряд ли семья отнесется к нему так жестоко, как ко мне. Но радости от свадьбы генерала будет немного.

— Не волнуйся, — сказал он, видя, как я ломаю руки. — Ты моя законная супруга… Я не дам тебя в обиду.

Я стояла у иллюминатора и ждала, не придет ли кто на площадку попрощаться. Хотя бы мама… она не может не прийти, она ведь меня родила. Неужели я ничего для нее не значу? Когда меня забирали, она бросалась на солдат. Отца избили прикладами, когда меня уводили, а ее офицер запер в комнате. Я до сих пор помню ее истошные крики «Рива! Рива! Не трогайте мою дочь!».

Неужели все? Меня увели, отплакали, откричали — и предали забвению вместо земли, раз похоронить нельзя. Так и похоронили заживо — в умах. Живые трупы видеть неприятно: они смердят и о себе напоминают.

— Эми-Шад, займите место, взлетаем.

Я грустно оглянулась на телохранителя и вернулась к креслу. Она так и не пришла. Как же так, мама? Это ведь ты меня ругала за ту выходку в поле маковника. Это ты меня научила уважать себя.

Глава 9

У моего мужа суровая родина.

Особенно к чужакам.

Из иллюминатора я рассматривала дымчатый диск планеты. Военный корабль слишком велик для посадки, мы вновь пересядем на шаттл. За завтраком Шад обмолвился, что несколько лет не был дома — война не щадит даже победителей.

Завтрак тоже проходил интересно. Мы впервые ели вместе — одной семьей. Я как ксено-этик многое знаю о григорианцах, но что это значит — изучить чужую страну и обычаи по книгам? Когда попадешь туда сам, голова пойдет кругом. Так и со мной. Знала я много, но видела впервые.

Мы ели вдвоем. На «Стремительном» я привыкла есть одна или с другими рабами, но офицеры ели вместе. Здесь не так. Здесь командный состав ест в одиночестве или с членами семьи — как вышло со мной. Правда, я исключение. У них не принято таскать родню на войну просто из-за того, что ты по ним скучаешь. Это на «Стремительном» высший состав любил держать рядом жен и любовниц.

Ничего шикарного нам не подали: несколько ложек высокомолекулярного белка с комплексом аминокислот, немного сложных углеводов… Интереснее сам вкус. Острая, соленая пища обжигала рот. Я с трудом ела, хотя Шаду она никакого дискомфорта не доставляла.

Я знала, что они традиционно любят острые вкусы. Но не знала, что настолько. Мне до конца своих дней придется мучиться, давясь этим?

Заметив, что я перестала есть, Шад прищурился.

— Трудно есть? — понял он. — Я скажу, чтобы тебе делали другую пищу.

— Спасибо.

Я убрала вилку и ждала, пока Шад доест. Он и так оказал честь тем, что я не ем одна.

Пока я совсем не привыкла к нему — не понимала, какой у нас статус. Кто мы друг другу? Настоящие супруги или связанные клятвой лишь внешне, а внутри своей неправильной семьи мы другие? Да и нет никакой семьи. На Григе понятие «семьи» свое. Я волновалась, не понимая, как меня воспримут его родственники.

Он генерал, значит, семья родовитая. Там не потерпят кого попало.