Рабы Парижа

Банкир отвернулся, чтобы скрыть свою горечь.

— Стало быть, ты очень любишь его?

— О!..

— Больше, чем меня?

— Ну, что ты говоришь, папочка! Ты же знаешь, как я тебя люблю, — говорила она, покрывая звонкими поцелуями его голову, — но это совсем, совсем другое! Его я люблю просто потому, что люблю!

Тон, которым это было произнесено, вызвал в отце гнев, который он оказался не в силах сдержать.

Заметив, какое впечатление на отца произвело ее признание, Флавия залилась звонким смехом.

— Старый ревнивец! Ревнивец! — дразнила она его, как маленького ребенка. — Как тебе только не стыдно. Стыдно, сударь! Как нехорошо!

— Я очень люблю это окошко, — продолжала Флавия. Как-то раз я смотрела отсюда на улицу и увидела его! Жизнь моя была решена! Знаешь, прежде я никогда не чувствовала, где у меня сердце, а тут у меня было чувство, что до меня дотронулись раскаленным железом! Я не спала всю ночь, меня било как в лихорадке, я все чего-то боялась и дрожала…

Банкир еще ниже склонил голову.

— Отчего же, бедное мое дитя, ты мне сразу ничего не сказала? — тихо спросил он у нее.

— Я хотела… но я боялась…

Мартен-Ригал поднял руки кверху, как бы призывая Бога в свидетели того, что уж его-то ей бояться никак не следовало.

— Ты этого не можешь понять. Ведь ты мужчина, хотя ты и лучший из отцов! Если бы у меня была мать…

— Ну, вряд ли, друг мой, даже мать могла бы сделать для тебя больше, чем готов сделать я…

— Нет, я не спорю, но понять она смогла бы больше. Ну, слушай! Целых два месяца я глядела на него издали, изучая в нем все: походку, костюм, привычки… Он почти всегда был грустен, занимался почти одной музыкой и был, по-видимому, очень беден. Тогда мне становилось противным наше богатство. Как это, — думала я, — у него, может, нет хлеба, а у нас столько денег… Затем он вдруг куда-то пропал, целую неделю я простояла у окна, а его все не было. Вот тогда я и решила, что именно он станет моим мужем, что только его я смогу любить и ценить.

Бедный отец страдал невыносимо, даже слезы показались у него на глазах.

— Ты знаешь, где, как и когда мы увиделись с ним ближе? Пусть после этого кто-нибудь скажет, что нет судьбы! Она есть! Я уже думала, что никогда не увижу его, а между тем, сегодня он к нам приедет…

— Да, Ортебиз хотел сегодня представить его нам, — произнес бедняга, сам не зная, зачем он говорит это дочери, когда она и сама это знает.

— Будут же и другие гости? Надо, чтобы все было хорошо. Ты обо всем распорядился? — продолжала она.

— Все будет хорошо, — успокаивал ее отец.

— Я хочу, чтобы он увидел все в полном блеске, тогда, может быть, он и меня полюбит, как ты думаешь?

В это время Поль Виолен, разодетый, напомаженный и надушенный, входил в квартиру доктора Ортебиза. Достойный врач должен был ввести его в то общество, где вращался сам.

Это был далеко уже не прежний Поль. Он только что вышел от искуснейшего портного, отчего даже запоздал к доктору.

Костюм оттенял и без того великолепную наружность. Однако в нем еще была видна некая неловкость, правда, столь незначительная, что даже Ортебиз, увидев его, воскликнул:

— Что и говорить, у этой плутовки Флавии губа не дура! Сейчас я повяжу галстук и мы отправимся!

Поль тяжело опустился в кресло.

Тело ломило. Он не спал уже пятую ночь.

Он не успел еще забыть, что его честность и порядочность, о которых он только пять дней назад толковал Розе, подвергшись испытанию, не выдержали и рухнули, как гнилое дерево.

Выйдя от Ван-Клопена и сказав Маскаро: «Я ваш…», Поль понимал, что сказал это под влиянием оскорбленного самолюбия и частично — миллионов Флавии.

К вечеру он очнулся и понял весь ужас предстоящего пути. Но отступать было некуда, да он и не желал этого.

На следующее утро он отправился к Ортебизу, тем самым заглушив последние угрызения совести. Осталось чувство тяжести и чисто физической усталости.

Видя, с какой роскошью устроился этот эпикуреец, он, лениво позевывая, говорил себе: «У меня будет не хуже».

Сидя в уютном фаэтоне доктора, он повторял про себя: «У меня будет такой же!»

Но если Поль мог успокаивать себя подобными пустяками, то Ортебиз в данную минуту размышлял по поводу предстоящего, обдумывая возможные варианты.

— Ну, поговорим о наших делах, — приступил он к разговору, пока фаэтон мягко катил по гладкой дороге. — вам предлагают вариант, о котором может только мечтать любой молодой человек знатного рода. Надо только суметь им воспользоваться…

— Я и воспользуюсь, — отвечал Поль с немалым оттенком фатовства.

Доктор взглянул на него сбоку.

— Браво!.. Мне нравится ваша смелость, но разрешите мне добавить к ней некоторую долю моего житейского опыта. Разрешите задать вам вопрос: имеете ли вы хоть малейшее представление о том, что такое богатая невеста?

— Я думаю…

— Дайте мне досказать. Богатая наследница, в особенности единственная дочь, это в сущности пренеприятное создание — капризная, своевольная, очень эгоистичная, требующая вечного ухаживания и восхищения, которыми была окружена с детства, она привыкла к ним, как к воздуху. Уверенная, что со своим приданым она всегда будет иметь мужа, она позволяет себе все…