– Пахнет кофе. Аромат невероятный! У вас здесь кофеварка? – принюхавшись, поинтересовался Веселов.
– Нет. Я приношу кофе из дома. В термосе. К сожалению, не могу вам предложить. Закончился.
– Сами варите?
– Ага.
– Такой же запах был в одной итальянской кофейне. Я даже запомнил. Хотя прошло уже лет пять, наверное. Там варили лучший кофе, что мне доводилось пробовать.
– Сочту за комплимент.
– Безусловно.
Веселов перевел взгляд на Времянкина. Тот сидел, поджав губы, и смотрел в пол.
– Эмиль, верно?
– Да.
Мальчик взглянул на полицейского.
– Это ты сейчас играл? Мы не стучались, ждали, когда музыка закончится. Почти всю композицию прослушали.
– Да, это он играл, – вмешался Ян.
– Прекрасно. Просто прекрасно. Столько мастерства в твоем возрасте. Это ж какую волю надо иметь, и усердие, и дисциплину, чтобы прийти к таким результатам.
Веселов демонстрировал искреннюю заинтересованность. Он говорил и подергивал плечами, поправляя манжеты рукавов рубашки.
– Мне сказали, ты знаменитость. Я, к своему стыду, не слежу за культурной жизнью города. Честно говоря, не успеваю. Хотя классическую музыку очень люблю. У меня мама скрипачка.
Веселов расплылся в улыбке и посмотрел на реакцию Яна. Тот улыбнулся из вежливости и покивал головой.
– Не так уж я и знаменит, – ответил Эмиль. – Участвовал в нескольких концертах. И только.
– О тебе говорят как об исключительном молодом человеке. И я понимаю почему. С такой игрой достаточно и одного выступления, чтобы прославиться. Правильно я говорю?
Обратился Веселов к учителю. Ян не ответил. Вместо этого он начал потирать пальцем лоб. Мужчина вернулся к Эмилю.
– В школе сказали, что тебя воспитывает двоюродная сестра?
– Да. Это так. Моих родителей нет в живых.
– М-да. Это печально. Сочувствую. Твоя стойкость достойна восхищения. В столь раннем возрасте остаться без родителей, должно быть, тяжело?
Времянкин пожал плечами.
– При этом ты сохраняешь самообладание. Ты отлично справляешься. Учителя тебя хвалят. Это характер! Я восхищен, правда. И я еще не сказал про музыку. Без дела не сидишь. Прямо машина. Давно играешь?
– Ммм… – растерялся Эмиль.
– Вы правы, – подхватил Ян. – Эмиль настоящая сенсация. Вскоре ему предстоит защищать честь страны на международном конкурсе. Это очень ответственное мероприятие. За подготовкой мальчика следят несколько министерств. Мы не можем тратить время на светские беседы, простите – это роскошь для нас. Каждая минута на счету. У нас действительно много работы.
– Понимаю, понимаю. Мы быстро.
Веселов задумался и прижал к губам кулак. Он словно концентрировался перед выступлением. Неожиданно мужчина опустился на одно колено перед Эмилем. Времянкин посмотрел на Яна, чтобы убедиться, что тот тоже видит это. От удивления Ян свел брови. Глаза Эмиля и Веселова оказались на одном уровне. Мальчик отвел взгляд. Он смотрел на размытое отражение Веселова в лакированной поверхности нижней панели фортепиано.
– Эмиль, ты ведь знаешь, что произошло с Алешей Замятиным? – начал Веселов тихим басом. – Ты был там, верно?
Времянкин положительно покивал в ответ.
– Ты видел, что произошло? Можешь сказать мне. Бояться нечего.
Эмиль снова покивал. Он робко реагировал на доверительный тон сыщика, чтобы тот чувствовал себя ведущим. Времянкин осознавал, что ему предстоит врать. И врать убедительно. Чтобы с первого раза снять все вопросы. «Он сказал: «бояться нечего». Возможно, это подсказка. Ребенок в моей ситуации должен чего-то бояться. Иначе, зачем Веселову такой вкрадчивый тон. Он пытается нивелировать страх, которого во мне нет. Чего должен бояться невинный ребенок после случившегося?» – думал Эмиль.
– Алексею сломали два ребра, выбили три зуба. Синяки по всему телу. Сейчас ему лучше, но бедняга сильно напуган, – с досадой констатировал Веселов.
Ян слушал и постепенно менялся в лице.
– Меня беспокоит, что те, кто сделал это с ним, могут навредить кому-то еще. Их необходимо найти. Понимаешь? – спросил Веселов, приложив ладонь к груди.
Эмиль снова покивал.
– Прекрасно. Ты просто молодчина!
Полицейский похлопал мальчика по плечу. Несмотря на всю серьезность ситуации, Эмилю хотелось рассмеяться от вида дознавателя, но он сдерживался. Все усилия Веселова, нацеленные на завоевание расположения со стороны ребенка, были слишком очевидны. Он продолжал задавать вопросы, полные глубокого лукавства, надеясь, что Эмиль попадет в расставленные им ловушки и проболтается. Как и все простодушные люди, он, вероятно, не без гордости считал себя тонким дипломатом и видел в своих наивнейших замыслах чудеса ехидного коварства. «Сначала похвалил, потом опустился до моего уровня. Сейчас он будет мягко выуживать из меня информацию, боясь спугнуть. Толсто работает. Знал бы он, что я не ребенок и что его стратегия ошибочна, возможно, не был бы настолько доволен собой. Если он хочет говорить с ребенком, может быть, стоит ему подыграть?» – думал Эмиль.