Работа над ошибками

Только этого не хватало. У меня в голове моментально включился компьютер и выдал данные: «четыре», «три», «четыре». Мои отметки по алгебре за эту четверть. Ничего, но не более. Только двойки к этому не хватает. Тогда получить в четверти «четыре» нереально. Если у меня будет трояк, то и годовая получится «тройка». А это уже совсем никуда. Потому что по четвертям у меня тоже «четыре», «три», «четыре». Вот такая у меня по алгебре арифметика получается. Я как раз собиралась быть начеку, чтобы четверку вытянуть. Но тут появился Артур, и моя бдительность притупилась. А виноват, конечно, Сидоров. Ладно, с ним потом разберусь. Сейчас в первую очередь следует о себе подумать. И я кротким голосом произнесла:

— Ой, Мария Владимировна, я до конца не разобралась. Можно я еще немного послушаю? А потом уж вызывайте.

— С Дольниковой надо меньше разговаривать, — нахмурилась Предводительница.

Ну почему всегда я виновата? Ведь это как раз Дольникова со мной начала трепаться. Но не могу же я сейчас об этом сказать. А у Агаты, между прочим, с оценками по алгебре все в порядке. Хорошо еще Предводительница сейчас меня вызывала к доске не всерьез, а так, из воспитательных соображений.

— Садись, Адаскина, — смилостивилась она. — И учти: еще одно слово, и действительно пойдешь объяснять сама.

Я села. Агата быстренько написала мне записку: «А между прочим, он над тобой не смеялся. А когда Предводительница тебя подняла, он на тебя смотрел. И не просто так, а внимательно».

Прочтя, я задумалась: внимательно — это хорошо или плохо? И вообще, почему он на меня смотрел? То ли просто потому, что все смотрели? Ведь Предводительница меня подняла, а во время урока — это уже событие и даже развлечение. И вообще, каждый в душе радуется, что не с ним такое случилось. Я и сама радуюсь, когда не меня поднимают. Но Артур мог смотреть и совсем по другой причине. Надеюсь, что именно так и было. Ведь не случайно он не стал смеяться дурацкой шуточке Сидорова. Молодец, Агата! На сей раз заметила самое главное.

Рядом с прежней запиской лежала новая: «А ты говоришь: неудачный день!» Я в целях предосторожности кинула преданный взгляд на доску. Предводительница с таким упоением демонстрировала, как надо решить пример, что у нее даже мел крошился. Я сделала глубокомысленное лицо и склонилась над тетрадью. Пусть думает, будто я записываю ее уравнение, хотя, сами понимаете, меня сейчас занимало решение совсем других задач.

Уравнение, вышедшее из-под моего пера, выглядело так: «Уже не говорю. А ты точно уверена, что он на меня смотрел?»

И, пожирая преданными глазами Предводительницу, я незаметно подвинула листок Агате. Ответ ее был краток и определен: «Абсолютно». Однако мне требовалось знать больше. И, дождавшись, пока на доске появится новый пример, я отправила подруге новое послание: «А другие на меня тоже тогда смотрели?»

«Кто другие?» — ответила вопросом на вопрос Агата. Ну до чего же она иногда становится непонятливой. Ясно, кто. Наши ребята. Одно дело, если он вместе со всеми на меня из чистого любопытства пялился: вызовут, не вызовут? И совсем другое, если один смотрел. Но не объяснять же мне все это ей подробно в записке. Хотя, собственно, почему и не объяснить? Я проверила обстановку на переднем крае. Предводительница вроде на мой счет совсем успокоилась. Даже, когда мы встретились взглядами, слегка улыбнулась. Мол, наконец-то Адаскина решила алгеброй заняться. Тогда я написала Агате все, о чем подумала. Как видите, если соблюдать осторожность, и на алгебре можно жить нормально.

Агата ответила очень быстро: «Не волнуйся, он и сейчас на тебя смотрит». Я быстро оглянулась. Но Артур уже смотрел не на меня, а на Предводительницу. Тут было о чем подумать. Если он на меня смотрел, а стоило мне обернуться, опустил глаза, значит, это совсем не просто так. Конечно, если Агате все не показалось. Это был слишком важный вопрос, чтобы оставить его до перемены. И я письменно спросила: «А у тебя не глюки?»

Записка в момент вернулась ко мне. Под собственными строками я прочла Агатины: «Сама ты глюки. Но если не хочешь — не верь». Я не хочу? Да у меня сразу настроение изменилось. Он на меня целых два раза посмотрел. И как только я обернулась, уткнулся в тетрадь. Это не может быть просто так. Это серьезно. Откуда-то сзади на мою половину парты плюхнулась скомканная в шарик бумажка. Я оглянулась. Все как ни в чем не бывало смотрели на доску.

Внимательно изучив шарик, я начала с большими предосторожностями его разворачивать. Потому что, если это послание от мальчишек, жди любых пакостей. Они могут туда и плюнуть, и таракана завернуть.

Но в этой бумажке ничего страшного не оказалось. Обыкновенная записка. Знакомый корявый почерк. Сидоровский. «Адаскина, — прочитала я. — Вижу, ты на меня все никак налюбоваться не можешь. Предлагаю экстренную помощь в виде фотографии. Формат по желанию заказчика. Цена умеренная. С пламенным приветом, Сидоров».