Раб и солдат

Если бы не световой люк над головой, в каюте было бы темновато. Снаружи большие красивые окна в переплетах перекрывала висевшая за кормой шлюпка.

Стол радовал. Капитанский погреб[7] был набит отменным греческим вином и деликатесами с Архипелага. Вином обещали угостить за обедом. Маслины и анчоусы подали уже сейчас.

— За что ордена получили, Константин Спиридонович? — спросил меня хлебосольный хозяин.

— Владимира — за освобождение из плена поручика Торнау. Про Святослава не могу сказать, извините. А вы свой орден за что?

— Вы не знаете⁈ — вскричал лейтенант. — Сергей Иосифович был на «Меркурии», когда Казарский принял свой знаменитый бой с турецкими флагманами[8]. За это не только орден получил и чин капитан-лейтенанта, но и золотой пистолет на герб!

— Пистолет?

— Сергей Иосифович, просим. Расскажите, как дело было.

— Не след рассказывать того, что не видел собственными глазами, — назидательно сказал Скарятин. — Я простоял весь бой в крюйт-камере, обшитой медным листом, в полной темноте. В обществе бочонков с порохом, зарядных картузов и ящиков с патронами. Сжимал в потной ладошке заряженный пистолет, ожидая каждую секунду услышать турецкую речь. Если бы подобное случилось, мне следовало взорвать корабль. Так распорядился наш капитан. Но турок я так и не дождался. Лишь слышал, как плакал и стонал «Меркурий», поражаемый с двух сторон вражескими кораблями. Жаркое вышло дело. Когда все закончилось и я поднялся наверх, увидел, что вся палуба была завалена щепой, будто изрубленная спятившим дровосеком. И залита кровью. Ее запах, как ни поливали доски уксусом, еще долго нас преследовал. Как живое напоминание об ушедших товарищах. А еще моя постель. Моя скатка из коечной сетки. Она, как и остальные, стояла у борта. Из матраса и прочей снасти для сна так и сыпались потом железяки — свинцовые пули и чугунная картечь.

Я удивленно присвистнул. Редкий подвиг! И по достоинству оценен!

[1] В царском флоте артиллеристов и штурманов считали «второстепенными» офицерами. Они имели чины, как в сухопутных войсках, и по традиции занимали худшие каюты на кораблях.

[2] Описание порядка работы с орудиями во время стрельб дано по собственноручно подписанной Лазоревым «пушечной экзерциции», разработанной им в бытность Начальником штаба Черноморского флота.

[3] Знаменитый офицерский романс, известный, как казачья песня, был написан А. Молчановым на борту линейного корабля «Силистрия» в 1838 г. Полное имя офицера не известно. Стихи были опубликованы в журнале «Библиотека для чтения» весной 1838 г.

[4] М. Ф. Федоров «Походные записки на Кавказе с 1835 по 1842 год». Не путать с М. Ф. Федоровым, чувашским поэтом и фольклористом второй половины XIX в.

[5] По этой долине вел огонь линейный корабль «Императрица Екатерина II». По-видимому, отсюда и название. Правда, лес вдоль реки, который обстреливали с «Силистрии» так и не назвали Силистрийским.

[6] Помещение, где хранились продукты капитана и офицеров под крюйт-камерой. В данном случае, скорее рундук, за которым следил слуга.

[7] Одна из самых славных страниц истории Черноморского флота. В 1829 г. бриг «Меркурий» вступил в неравнейший бой с двумя линейными кораблями османского флота и вышел из него непобежденным. Стал вторым кораблем в русском флоте, носившим георгиевский крест.

Глава 21

Вася. Укрепление Вельяминовское, конец мая 1838 года.

На все про все у войска Раевского ушло всего два часа. Слаженность и взаимодействие всех частей экспедиционного корпуса плюс грамотная организация посадки-высадки и поддержка корабельной артиллерии определили успех десанта. В сравнении с сочинским — безусловная победа! Три тысячи человек из трех Черноморских казачьих полков, доставленных третьим рейсом, уже приступили к возведению укрепления. Будущий форт огораживали засеками из деревьев. Намечались контуры будущего форта. Черкесы потеряли важнейший пункт побережья, к которому вели удобные дороги и который процветал за счет работорговли.

— Эй, ребята, — кричали казачки солдатам в цепи. — Передайте черкесам нашу благодарность! Много стволов древесных подарили! Нам же рубить меньше!

— Ага! Приходи, кума, любоваться! — буркнул Вася, хватая очередное тело за ноги.

Он вместе с солдатами своей роты стаскивал к палатке Раевского трупы черкесов. Потом насчитали более 160 тел. На следующий день Раевский отдаст эти тела без всякого выкупа явившимся от горцев парламентёрам.

У палатки играла музыка — старался флотский оркестр. Хлопали пробки от шампанского. Еще звучали выстрелы, но офицеры уже праздновали победу. Кричали «ура» Раевскому и Лазареву.

На место устраиваемого лагеря прибыл сводный отряд моряков. Матросам и на суше море по колено. Они развернулись в цепь между авангардом и отрядом правого прикрытия и затеяли бесцельную пальбу. Досталось бедным белочкам и прочему лесному зверью. Горцы уже отступили и на пальбу моряков отвечали редкими выстрелами. Но моряки не успокоились, пока не использовали все патроны из своих сумок.