Р.А.Б.

Тем временем на мою почту ежедневно приходили «внутренние рассылки», сообщающие об очередных «экономных решениях». Отмена бонусов, отмена оплаты мобильной связи, замораживание корпоративной страховки, отмена дотаций на офисную столовую с одновременным удорожанием питания. Последней пала крепость офисного чая и кофе. Теперь его рекомендовалось приносить из дома. Мы обреченно ждали циркуляра по туалетной бумаге.

Каждая неделя начиналась с новости о том, что такому-то отделу предписывается в недельный срок сократить свой штат на столько-то единиц. Sales пока никто не трогал, ведь мы приносили деньги. Но чем хуже платили наши клиенты, чем быстрее они схлопывались, тем неотвратимее надвигалась наша очередь. На последнем собрании торговых структур было объявлено, что до конца весны наша численность сократится на сорок процентов. «Каждый из вас может завтра оказаться на улице, – с сожалением констатировал Филинов. – Мы вынуждены пойти на такой шаг, чтобы корпорация осталась жить. Чтобы вам было куда вернуться, – лицемерно добавил он. – Мы находимся на военном положении. Мы ищем новые ресурсы во имя жизнеобеспечения корпорации». И это было чистой правдой. Пять уволенных сотрудников склада с общей годовой зарплатой в сорок две тысячи долларов являлись тем самым ресурсом, который позволил пяти топ-менеджерам продолжать свои мобильные разговоры, обходившиеся компании в девяносто тысяч в год…

«Антикризисные вечеринки» закончились так же внезапно, как и начались. Бары и караоке опустели. Кафе и пивбары стремительно умирали. Встречаясь в редких теперь местах общепита для среднего класса, мы смотрели друг на друга как на живые трупы, задавая один и тот же вопрос: «Ты как?», внутренне сжимаясь от страха получить ответ: «Уволили», – означающий, что снаряды рвутся все ближе и ближе к тебе.

Из новостей меня интересовали только курс валют и прогноз на будущее. В отчаянии я пытался читать между строк, хотя и ни черта не понимал в экономике: насколько будет хуже и есть ли свет в конце этого тоннеля? Я серфил сеть, читая истории про увольнения, или рассказ о посещении банка, поднявшего ставку, или предупреждения о грядущем сокращении зарплат. Мой интернет стал Сетью Обреченных. Я пытался хоть в каком-то, пусть самом непосещаемом блоге, уловить надежду, что все это скоро кончится. Надо потерпеть месяц, два, три – и все образуется. Но ничего подобного на глаза не попадалось. Каждая страница вопила: завтра это может случиться с тобой. Непременно случится. Не может не случиться. Страх ожидания переполнял нас.

Но просто держать в страхе было недостаточно: в нас еще ежедневно возбуждали чувство стыда.

С одной стороны, новое руководство не уставало напоминать, в каком сложном положении была наша компания перед слиянием: низкая прибыльность, падение оборотов, неразбериха в бухгалтерской отчетности, отсутствие четкой стратегии, разобщенный и дезориентированный коллектив, слабые кадры, воровство, коррупция, разгильдяйство… И во всем этом были виноваты мы, менеджеры. Базовая прослойка любого бизнеса. И теперь именно мы, а не получившие солидные барыши прежние акционеры и топ-менеджмент, должны постоянно помнить об ответственности за содеянное. Осознавать ошибки, раскаиваться и стараться их искупить. Конечно, речь идет только о тех, кто останется. Ведь большую часть персонала придется отправить на улицу. Во-первых, из-за вышеуказанных ошибок, во-вторых, из-за финансового кризиса, в-третьих, – из-за финансового кризиса.

Мы пытались убежать от всего этого в сеть, обратиться к телевизору, но там нас поджидала другая сторона – общество. По телевизору народу рассказывали о запредельной стоимости социальных пакетов для офисных сотрудников, льготных кредитах, льготных ипотеках, безлимитных тарифах мобильной связи, умопомрачительных представительских расходах, корпоративах стоимостью полмиллиона евро, гигантских годовых бонусах и неприличных зарплатах. Конечно, резюмировал телевизор, при такой расточительности все это не могло не закончиться кризисом. Офисный житель – вот истинный виновник случившегося.