Пытаясь проснуться

Войдя в комнаты, ему с любезностью предложенные, Мерещаев скинул на руки слуге пелерину и шляпу и остался в дорожном костюме какого-то неожиданного цвета, ближе всего походившего на цвет гренландского апельсина, если бы таковой существовал в природе. Говоря о внешности приезжего, можно только отметить, что ростом он был невысок, но и не особенно мал, телосложения несколько тщедушного, лицом бледен и недурен собой, даже и вовсе недурен, если бы не портили его нервическое подергивание уголков рта и отталкивающая манера взглядывать вдруг из-под опущенных век как-то дико и тревожно. Он заказал обед и, оставшись один в комнатах, стал быстро ходить, как бы даже наслаждаясь громким скрипом старинных половиц под ногами его. Подойдя к часам, он долго их рассматривал, но потом в досаде щелкнул пальцем по часовому стеклу и удалился к шкапу. Пристально оглядев шкап (вполне приличный, ореховый, провинциальный шкап), он как будто остался им доволен и направился решительным шагом к окну. Но, заметив в окне подступающую осеннюю темень и невнятную мгу, Мерещаев сразу как-то поник и сел с мрачноватым выражением лица на канапе. Тут в дверях показался слуга его, носящий не без гордости царское имя Порфирий. Порфирия сопровождал гостиничный лакей с обедом. Мерещаев сменил дорожное платье на скромный халат, подбитый байкой, и сел отобедать. Отведал наваристых щей, вкусил вареную дичь и холодного поросенка. Тут вновь вошел лакей, на этот раз с омлетом, который взбит был на галльский манер, и при том с отечественной щедростью нашпигован салом (блюдо это, поистине огненное и шкворливое, ароматным паром возбуждало аппетит). Однако глаза приезжего вдруг блеснули тревогой, он вырвался из-за стола и бросился опрометью бежать по комнатам. Порфирий, по всей видимости привыкший к подобным сценам, не моргнул и глазом, но гостиный лакей был очень удивлен и уже предвкушал, как станет рассказывать всему двору о порывистом постояльце. Вскоре ему, однако, пришлось покинуть номер, унося недоеденный обед. За ним последовал и флегматичный мерещаевский слуга. Сам же Мерещаев застыл в оцепенении, стоя в углу с широко открытыми глазами. Рука его со скрюченными пальцами судорожно уцепилась за ворот халата, а все его тело как бы отпрянуло в угол.

Через некоторое время он зашевелился, стал явно маяться и даже произвел ртом продолжительный стон.

Вдруг глаза его снова блеснули, и он стремительно кинулся к своему багажу, поставленному у входа, и стал с громким шуршанием рыться в нем искаженными руками.

В этот момент раскрылась дверь, и возникла голова Порфирия с таким безразличным выражением, что даже трудно было удержать на лице его взгляд.

– Барин, вас спрашивают, – промычал он, почти не открывая рта.

Мерещаев, скорчившись у саквояжей на полу, встревоженно блестел глазами, безусловно напоминая некое маленькое животное, заслышавшее неподалеку от себя опасность.

В комнату вошел высокий лысоватый человек в камзоле и чулках. Бросив удивленный и недоумевающий взгляд на Мерещаева, он промолвил:

– Предводитель уездного дворянства господин Шашковский приветствуют вас с прибытием в наш город и просят пожаловать к нему на ужин сегодня. – С этими словами незнакомец протянул залетному барину большой конверт.

Мерещаев внезапно оживился, встал и, принимая конверт, ответствовал: «Прелестно! Извольте передать досточтимому господину предводителю, что новоиспеченный местный помещик Мерещаев велел кланяться и почтет за честь принять приглашение». После чего приходивший человек удалился. Мерещаев с удивительной быстротой переоделся во фрак, завязал замысловатым узлом галстук, пригладил кончиками пальцев пикейный жилет и манишку, скакнул к зеркалу и, оглядев себя, усмехнулся.

В пять часов пополудни слегка уже знакомая нам рессорная коляска звякнула колокольчиком своим у подъезда небольшого, но изящного особняка с наштукатуренными белыми колоннами. По обе стороны обширной лестницы горели фонари, казавшиеся в тумане невыносимо тусклыми. По этой лестнице легко, будто мальчик, взбежал в пелерине и шляпе Мерещаев. В доме его встретил сам предводитель, крохотный и словно из светлого мыла слепленный господин с блестящими голубыми глазами. Раскланявшись с гостем, господин Шашковский (так, помнится, звали предводителя) усадил Мерещаева в кресла, и начался обыкновеннейший губернско-уездный разговор, исполненный взаимных любезностей и любознательных околичных расспросов.