Пылающий символ. Том 2

Иосиф вышел из кузни, тяжело опираясь на палку, офицер и жрец ждали, когда он заговорит. Кузнец поднял голову и произнес так твердо и четко, что его услышал каждый, кто был во дворе.

— Верую в единого Бога, сына его Иисуса и Святой Дух!

— Отрекись, иначе будешь подвергнут пыткам и казни! — воскликнул жрец. — Так повелели Августы!

— Верую в Бога нашего Иисуса. Верую, он ждет меня в Царстве Небесном, — повторил кузнец.

Чуть подождав, офицер приказал:

— Распните его!

Теодор задохнулся от невозможности происходящего:

— Это варварство, офицер! Замени распятие ссылкой! — приблизившись к офицеру, он прошептал. — Я заплачу…

— Сто серебряных денариев… — так же тихо ответил тот.

Теодор снял с пояса кошель и незаметно передал офицеру.

Требуя внимания, офицер поднял руку и резко ее опустил:

— Приступайте!

Легионеры притащили две толстые доски и сколотили из них крест. Теодор кинулся к офицеру, но легионеры повисли у него на руках.

У Иосифа отобрали посох и подвели к месту казни. Когда ему прибивали руки и ноги, он смиренно молился. Его тихий голос поднимался к небу, пока легионеры выворачивали камни из мостовой двора и рыли яму. Крест поставили, и кузнец замолчал.

В тишине прозвучали возмущенные крики и рыдания женщин. Крест окружили, но легионеры выставили перед собой копья. Офицер вынул кинжал и вонзил его в сердце кузнеца. Голова Иосифа безжизненно свесилась на грудь.

— Отпустите меня… — глухо проговорил Теодор, и легионеры освободили его.

Гостинщик сделал несколько шагов и заглянул в лицо друга — оно выражало покой и безмятежность.

— Поверь, это лучше, чем пытки, — вполголоса произнес офицер. — Через час ты сможешь забрать его тело.

Война Августов с гражданами Римской империи приобретала зловещую окраску: цены росли, с рынков исчезали продукты. Однако причина гонений оставалась неясной.

Явившись к Диоклетиану с регулярным докладом, Константин решил прояснить для себя этот вопрос. Он вошел в кабинет и преклонил колено (старик любил пышные восточные ритуалы).

Своих сыновей Диоклетиан не имел, поэтому, взяв сына Цезаря Констанция на свое попечение, относился к нему по-отечески. Константин учился у лучших придворных риторов и философов, участвовал в войнах. Хорошо себя проявив, он тем самым заслужил место по правую руку Августа.

— Встань, — приказал Диоклетиан.

Константин поднялся с колена и приступил к докладу о нуждах тяжелой конницы.

Выслушав его до конца, Диоклетиан заметил:

— Вижу, что тебя заботит что-то другое. Можешь говорить, теперь удобное время.

— Божественный Диоклетиан, я не понимаю смысла гонений на христиан, — произнеся эту фразу, Константин внутренне сжался от ужаса, но все же продолжил: — Малочисленные мирные общины не стоят такого внимания. Конфискация их имущества не увеличит казну. Если государственной казне нужны поступления, преследуй ростовщиков. Пусть эти стяжатели выкупают свои жалкие жизни!

Диоклетиан удрученно склонил голову и, помолчав, сказал:

— Я полагал, что ты поймешь меня лучше других. Теперь вижу — это не так. — Август поднялся из-за стола, заложил руки за спину и прошелся по кабинету. Остановившись напротив Констанция, снова заговорил: — Добрый бог христиан сожрет римских богов подобно лису в курятнике. Он изливает любовь на всех верующих и не требует жертв. Но он делает Рим слабым! Уже через два поколения древнюю веру забудут, как и римскую доблесть. Рим стоит до тех пор, пока живы боги наших праотцов. Клянусь, я сделаю все, чтобы империя процветала!

— Христианский бог не разрушает империю. Напротив, единый Бог ее укрепит! — возразил Константин.

Диоклетиан свирепо уставился на воспитанника и с ненавистью крикнул:

— Пошел вон! И не попадайся мне на глаза!

— Да будет твоя слава вечно с тобой, мой повелитель! — Константин преклонил колено и поспешил выйти из кабинета.

По прошествии времени он часто мысленно возвращался к этому разговору, который имел далекоидущие последствия.

* * *

Первого мая триста пятого года на холме, в трех милях от Никомедии, Диоклетиан собрал военных и чиновников, занимавших высокие государственные должности. На этом же месте ровно двадцать один год назад военные легионы провозгласили его императором. Теперь болезненно исхудавший Диоклетиан объявил собравшимся о решении, которое он принял вместе с Августом Максимианом, соправителем центральной части Римской империи. Они отрекались от высших титулов и передавали власть новым Августам: Галерию и Констанцию (отцу Константина).

Большинство собравшихся ожидали, что титулы Цезарей получат Константин и Максенций, взрослые сыновья новых Августов. Но их получили ничем не примечательные офицеры, которые служили под началом Галерия.

Константин остался не у дел, однако Август Галерий держал его под неусыпным наблюдением и при каждом удобном случае омрачал жизнь.

Так, во время пира после охоты, Галерий втолкнул его в клетку с голодным леопардом. Разъяренный зверь напал на Константина, но через мгновенье забился в его руках с перерезанным горлом.

Это происшествие получило широкую огласку, обросло невероятными деталями и подробностями.