— Неврозы?! — Нинель Николаевна в запале развернулась к Элине. — Я родила ее, когда училась на третьем курсе. За три дня до родов сломала ногу, а через месяц узнала, что муж изменил мне с подругой. Стипендия — сорок рублей, съемная комната, в гардеробе — одно платье. И никаких неврозов!
— Тогда было другое время, — снисходительно улыбнулась Элина, — и люди были другой закалки.
— Времена всегда одинаковые! У нее все есть: прекрасный муж-дипломат, роскошная вилла, достаток, интересная работа. Такие возможности! Откуда взяться неврозам?
— Да-а-а… — протянула Элина и задумалась о своем.
На первый взгляд и у нее все было в порядке. Хорошая работа, квартира в центре Москвы. Что еще? Да, пожалуй, и все. Она даже собаку завести не могла. Кто бы с ней гулял во время командировок? От этого тотального одиночества она и ввязалась в авантюру с болгарским ухажером, которая так некрасиво закончилась.
«А, собственно, почему некрасиво? — Элина усмехнулась: — Спуск по шторам с третьего этажа был фееричным».
По прибытии в Стамбул в аэропорту их встретила мама Лидии. Она вцепилась в девочку с первых ее шагов из зоны досмотра.
— Жива! — женщина истерично зарыдала, потом отстранилась и переключилась на Нинель Николаевну: — Надо было сразу мне позвонить! Почему я должна была узнавать о пожаре от менеджера туристической компании?
— Я позвонила сразу, как только мы с Лидочкой ступили на берег, — с непоколебимым спокойствием ответила профессорша.
Женщина развернула дочь и, не увидев рюкзака, спросила:
— Где ее вещи?!
— На дне Эгейского моря, — с легкой иронией ответила Нинель Николаевна.
— Почему ты их не забрала?
— Потому что спасала твою дочь. До тряпок мне дела не было.
— Безалаберность — твоя характерная черта!
— Не забывай, что я твоя мать, — одернула ее Нинель Николаевна.
Женщина посмотрела на часы и заторопилась:
— Давайте быстрее! Вот-вот объявят посадку на Варну. Оттуда нас заберут на машине.
— Я с вами не еду, — сообщила профессорша.
— Почему? — ее дочь удивленно замерла.
— У меня остались дела в Стамбуле.
— Какие еще дела?!
— Важные. Скорее всего, прилечу завтра. Или дня через два.
Лидия уцепилась за бабушку:
— Я с тобой!
— Ты летишь со мной! — запротестовала мамаша.
— С бабушкой интересней!
— Твоя бабушка — авантюристка! Забудь!
Их расставание проходило трудно, с бурными протестами Лидии. Тем не менее мать и дочь ушли на регистрацию, когда объявили рейс на Варну.
Богдан подвел Элину и Нинель Николаевну к епископу, который ожидал поодаль и без всяких прелюдий сообщил:
— Они обо всем знают.
— Иного я и не ожидал, — сдержанно проронил Чезарини. — Вы — ненадежный человек.
— Тогда уж и я выскажусь… — Богдан побледнел от гнева. — Если бы не Элина, ваш служка разделал бы ваше преосвященство как жертвенного барана. Скажите ей за это спасибо.
— Спасибо, — священник высокомерно кивнул. — Прошу поторопиться. Где мои свитки?
— Я же сказал — в Стамбуле.
— Мы уже здесь. Так где они?
— Пергаменты будут у вас, как только мы заберем их на почте.
— Что?! — епископ побагровел. — Да как вы посмели?!
В этот момент в разговор вмешалась Нинель Николаевна:
— Возможно, я чего-то не понимаю, но обращаю ваше внимание: прежде чем вы вступите в права собственника, я переведу небольшой фрагмент из второго свитка.
— Вы перевели эти тексты?! — Теофилус Чезарини пришел в бешенство, что было на него непохоже. — В таком случае вы как никто другой должны понимать: таким документам место под замком в архиве Ватикана, дабы не смущать умы верующих.
— Мне нет дела до христианских умов, — отрезала профессорша. — Меня интересует только наука.
На этом спор и закончился, однако прекратил его Ердын Экинджи. Он как ни в чем не бывало подошел к Элине с предложением:
— Могу довезти до города, у меня здесь машина.
— Мы едем все вместе, — она обвела глазами свою компанию.
Ердын хотел было дать задний ход, но Богдан ему не позволил — взял за руку и потребовал:
— Идем в машину, по дороге скажу тебе адрес, куда нас везти.
Машина, умеренно потрепанный «фиат», за две недели пребывания на стоянке покрылась песочной пылью. Педантичный Ердын обмел его щеткой, потом намочил тряпку и стал вытирать стекло.
Богдан ее отобрал.
— Мы торопимся!
— А ну, повежливее! — Экинджи неторопливо устроился за рулем.
Богдан, Элина и Нинель Николаевна сели сзади. Последним на почетное переднее место уселся епископ. На его лице было написано недовольство. При всей своей сдержанности он не мог не показать того, что ввязался в эту историю вынужденно и не по своей воле.
К почтовому отделению они подъехали за час до его закрытия. Епископ категорически отказался выходить, предпочитая оставаться в машине, на что Ердын Экинджи не осмелился возразить.
При получении посылки Богдан вел себя самоуверенно, даже нагло. Он предъявил паспорт Луки служащей почты и улыбнулся белозубой улыбкой. Не устояв перед обаянием красавца, девушка покосилась на фотографию в паспорте и принесла посылку.
Но как только Богдан взял ее, за его спиной раздался угрожающий оклик:
— Стоять! Руки вверх!
Он обернулся и, ничуть не удивившись тому, что видит Таскирана, с ухмылкой возразил: