Констанций задержался, чтобы посмотреть, как тренируются два контуберния[56].
По краю площади ползла «черепаха»[57] – колонна легионеров отрабатывала ее построение.
Рядом с ними шел старший:
– Правой! Правой! Правой!
Кто-то сбился с шага и потерял равновесие. Строй распался, под ругань командира «черепаху» начали строить заново.
– Живее! – скомандовал старший, и легионеры выстроились в четыре ряда по четыре человека.
– Первый ряд, шаг вперед! Второй ряд, щиты поднять, шаг вперед!
Второй ряд легионеров шагнул, прикрыв щитами себя и того, кто стоял впереди.
– Третий ряд, щиты поднять, шаг вперед! Четвертый ряд, щиты поднять, шаг вперед! Вперед марш! Правой! Правой! Правой!
«Черепаха» двинулась вперед, и старший намеренно встал перед ними, чтобы нарушить строй. Лицо командира покраснело, и мышцы вздулись буграми, но «черепаха» не замедлила хода, тесня его монолитной мощью сомкнутых щитов.
Наконец он отскочил в сторону и проорал:
– Так держать, ребята! Готовься! Прикрыть фланги! Раз, два!
Боковые линии, не прекращая движения, опустили щиты, а внутренние линии их развернули. «Черепаха» уменьшилась в размерах, ряды уплотнились, замедлили ход, но упорно продолжали движение.
Легионер, сопровождавший Констанция, прошепелявил:
– Новобранцы, что с них возьмешь… Еще целый год учиться.
Констанций взглянул на его лицо с косым рубленым шрамом, который тянулся ото лба до подбородка. Разрезанная надвое губа обнажала черную прореху в зубах.
– Где тебя так разукрасили?
– В битве при Наиссе[58].
– Выходит, что мы вместе добивали остготов?
– Выходит, что так. Нам направо, господин офицер, – прошепелявил легионер и, пройдя несколько шагов, толкнул массивную дверь.
Они вошли в двухэтажное здание, внутри которого была полутьма, Констанций увидел силуэты двух военных, сидевших у стола напротив друг друга. Огонек светильника на столе освещал доску для игры в двенадцать линий.
Военные повернули головы. Навстречу Констанцию двинулся тот, что сидел слева.
– Констанций, дружище! Я жду тебя уже неделю! Пусть с опозданием, но мы отпразднуем твой двадцать первый день рождения!
Констанций узнал в нем старого товарища по службе в претории[59] и распахнул объятья:
– Ролло, старый волчище! Можно подумать, ты ждешь меня только для этого!
Предоставив товарищам время для приветствий, к ним подошел префект:
– Мой долг выполнен, ваша встреча состоялась. Оставляю вас. Делитесь секретами. Ужин пришлю сюда. Не обессудьте, еда солдатская.
Префект вышел из комнаты, и Ролло на глазах посерьезнел.
– Новостей много, Констанций, давай присядем. Начну с самого главного: наш бывший командир, префект претория, стал императором Аврелианом.
– Слава богам!
– О неожиданной смерти Клавдия в январе ты, конечно же, слышал? О том, что брат его пытался узурпировать власть, тоже знаешь?
Констанций молча кивнул, и Ролло снова заговорил:
– Аврелиан снял осаду с мятежных городов на севере и примчался в Сирмий[60], чтобы объявить себя приемником Клавдия. Войска его поддержали, а несостоявшийся император, брат Клавдия, вскрыл себе вены. – Сделав красноречивую паузу, Ролло продолжил: – Сейчас Аврелиан движется в Италию. Там сложнейшее положение – германские племена рвутся к Риму. У нашего императора есть план, но об этом позже. Я здесь для того, чтобы выслушать твой доклад о положении дел в Далмации. Вот мой мандат.
Ролло вынул из футляра небольшой лист пергамента и развернул его перед Констанцием.
Тот с удивлением заметил:
– Ты стал доверенным лицом императора? Это большая честь.
– И не меньшая головная боль. Я тебя слушаю…
Констанций заговорил:
– Последние новости таковы: презид[61] Далмации Септимий намеревается объявить себя царем и выйти из повиновения Риму. Он в сговоре с готами. Как только их племена дождутся тепла и переправятся через Данубий[62], Септимий присоединит к своему царству Паннонию[63].
– А что с Фракией и с Македонией?
– Они отказались присоединяться к Септимию. Его поддерживает незначительная часть войсковых командиров, главным образом в Салоне[64] и еще в нескольких прибрежных городах.
– И как, по-твоему, предотвратить этот раскол? – осведомился Ролло.
– Необходимо обезвредить офицеров, предавших империю, и взять под стражу Септимия.
– Ты прав, – рассуждая, Ролло ходил по комнате. – Но действовать надо скрытно и одновременно во всех городах. Тогда бунт будет подавлен быстро и незаметно для соседних провинций.
– Доклады по Далмации я отправлял Аврелиану каждую неделю с моими людьми – двадцать восемь гонцов[65] за четырнадцать недель, – сообщил Констанций. – До Византия со мной добрались только двое. Если коротко, это все.
Остановившись рядом с товарищем, Ролло спросил:
– Возьмешь на себя командование этой операцией?
– Я готов, но ее надо начинать уже завтра. Надеюсь, Аврелиан отдаст об этом приказ.
– Ну хорошо, – улыбнулся Ролло. – Теперь о твоем новом задании. Я бы назвал его приятным…
– Такие разве бывают?
– Тебе придется переправиться в Дрепан.
– В тот городишко на другом берегу Босфора?