Пылающий берег

— За это грозит ужасное наказание, — дрожащим голосом произнес он. — Десять лет заключения в весьма неприятных условиях… Я не слишком здоровый человек. Тюремщики отвратительны и жестоки, добрая мадам, а риск огромен…

— Не стану больше вас беспокоить. Отоприте дверь.

— Прошу, дорогая мадам, если вы пройдете со мной…

Он попятился к стеклярусной ширме, на ходу кланяясь в пояс и делая широкие приглашающие жесты.

Его кабинет был крошечным, а стол со стеклянной столешницей занимал так много места, что люди едва помещались там. В комнате было только одно окно, высоко расположенное. От запаха карри воздух казался душным и благоухающим.

— Могу ли я еще раз взглянуть на этот предмет, мадам?

Сантэн положила камень в центр стола, и индиец, прежде чем взять его, вставил в глаз ювелирную лупу, а потом поднес камень к свету.

— Позволено ли будет спросить, как вы его приобрели, мадам?

— Нет.

Ювелир медленно поворачивал камень перед увеличительным стеклом, потом положил его на маленькую бронзовую чашку ювелирных весов, стоявших сбоку на его столе. Взвешивая его, он бормотал:

— Незаконное приобретение алмазов… Ох, полиция весьма сурова в таких вопросах…

Явно довольный весом камня, он открыл один из ящиков стола и достал дешевый стеклорез в форме карандаша, с очень острым концом, в который был вставлен черный промышленный алмаз.

— Что вы собираетесь сделать? — с подозрением спросила Сантэн.

— Просто это единственная настоящая проверка, мадам, — объяснил ювелир. — Алмаз поцарапает все что угодно, кроме другого алмаза.

Чтобы проиллюстрировать свои слова, он провел алмазным карандашом по стеклянной поверхности стола. Стекло взвизгнуло так, что у Сантэн по коже побежали мурашки и заломило зубы, но стеклорез оставил на стекле глубокую белую царапину. Ювелир взглядом попросил у Сантэн разрешения, и она кивнула; индиец крепко прижал большой камень к столу и провел по нему кончиком стеклореза.

Тот скользнул по одной из граней кристалла, словно та была смазана маслом, не оставив на поверхности ни малейшего следа.

Капля пота упала с подбородка индийца и шумно хлопнулась на стекло. Он не обратил на это внимания и еще раз провел алмазным карандашом по камню, на этот раз нажимая сильнее. И вновь не было ни звука, ни следа.

Руки ювелира задрожали, и он повторил попытку, налегая на стеклорез всей силой руки и плеча. Деревянная ручка инструмента сломалась пополам, но большой кристалл остался незапятнанным. Они оба смотрели на него, пока наконец Сантэн не спросила негромко:

— Сколько?

— Риск слишком велик, добрая мадам, а я честный человек…

— Сколько?

— Тысяча фунтов, — прошептал ювелир.

— Пять, — возразила Сантэн.

— Мадам, дорогая прекрасная мадам, я человек безупречной репутации… И если меня поймают на таком…

— Пять, — повторила Сантэн.

— Две, — прохрипел индиец.

Сантэн потянулась к камню.

— Три, — быстро произнес он.

Сантэн отодвинула руку.

— Четыре, — твердо заявила она.

— Три с половиной, дорогая мадам, это мое последнее и самое щедрое предложение. Три с половиной тысячи фунтов.

— Договорились, — кивнула Сантэн. — Где деньги?

— Я не держу такие огромные суммы при себе, добрая мадам.

— Завтра я вернусь в это же время, с алмазом. Приготовьте деньги.

— Не понимаю. — Гарри Кортни горестно заломил руки. — Разве нам всем не следует тебя сопровождать?

— Нет, папа. Это нечто такое, что я должна сделать одна.

— Значит, кто-то один из нас, Анна или я. Я просто не могу снова тебя отпустить.

— Анна должна остаться и присматривать за Шасой.

— Тогда я пойду с тобой. Тебе необходим сопровождающий…

— Нет, папа. Прошу, прояви снисходительность и понимание. Я должна это сделать сама. Одна.

— Сантэн, ты знаешь, как сильно я тебя полюбил. Конечно же, у меня есть кое-какие права… право знать, куда ты идешь, что собираешься сделать.

— Мне бесконечно жаль, потому что, как бы я ни любила тебя в ответ, я не могу тебе сказать. Если скажу, это погубит весь смысл… Думай об этом как о некоем паломничестве, которое я обязалась предпринять. Вот все, что я могу тебе сказать.

Гарри встал из-за письменного стола, подошел к высоким окнам библиотеки и остановился, сложив руки за спиной, глядя наружу.

— И надолго ты?..

— Я не знаю точно, — тихо ответила Сантэн. — Я не знаю, сколько времени это займет… не меньше нескольких месяцев, а может, и больше.

Гарри опустил голову и вздохнул.

Когда он вернулся к столу, он был грустен, но уже покорился.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил он. — Чем помочь?

— Ничем, папа, только присматривай за Шасой, пока меня нет, и прости, что не могу довериться тебе.

— Деньги?

— Ты ведь знаешь, что деньги у меня есть, мое наследство.

— Какие-то рекомендательные письма? Хоть это ты позволишь мне сделать?

— В них не будет пользы, спасибо.

Договориться с Анной оказалось потруднее. Она отчасти подозревала, что именно задумала Сантэн, и сердито упорствовала.

— Я не могу тебя отпустить! Ты навлечешь несчастье и на себя, и на всех нас. Довольно этого безумия! Избавься от него, я же все уже устроила, все будет быстро и окончательно.

— Нет, Анна, я не могу убить собственного ребенка, и ты не заставишь меня…