Пылающий берег

Откуда-то сверху послышался оглушительный грохот, оштукатуренный потолок треснул, и куски посыпались вокруг. Сантен сгребла фотографии в серебряных рамках с прикроватного столика в сумку, открыла выдвижной ящик и достала шкатулку с драгоценностями и дорожный туалетный набор. Воздух был полон белой пыли от штукатурки.

Еще один снаряд разорвался на террасе, рядом с ее комнатой, и окно над кроватью буквально взорвалось. Летящие куски стекла загремели по стенам, а один осколок оцарапал Сантен предплечье и оставил на коже кровавую полосу. Она слизнула кровь, упала на колени, подлезла под кровать и подняла неприбитую половицу.

В потайном углублении лежал кожаный кошелек с их накопленным запасом наличных. Она взвесила кошелек в руке — почти двести франков в золотых луидорах — и бросила в сумку.

Волоча саквояж, сбежала по лестнице в кухню.

— Где папа? — закричала она.

— Он пошел наверх, на самый верхний этаж. — Анна запихивала связки лука, ветчинные окорока и хлеб в мешок из-под зерна. Кивком головы указала на пустые крюки на стене. — Взял свое ружье и много коньяка.

— Я приведу его. Присмотри за моей сумкой.

Сантен подхватила юбки и помчалась обратно по лестнице.

На верхних этажах шато царила неразбериха. Санитары пытались освободить салон и основную лестницу.

— Сантен! — Бобби Кларк крикнул через лестничный колодец: — Ты готова ехать? — Он держал с одного конца носилки и старался перекричать голоса санитаров и стоны раненых.

Сантен пробивала себе дорогу наверх, сопротивляясь давлению спускавшихся вниз по лестнице. Бобби поймал ее за рукав, когда она с ними поравнялась:

— Куда вы идете? Нам надо скорее выбираться отсюда!

— Мой отец… Я должна найти отца! — Она стряхнула руку Бобби.

Самые верхние этажи дома были уже пусты, и Сантен, осматривая их на бегу, пронзительно кричала:

— Папа! Папа! Где ты?

Она пробежала по длинной галерее, со стен которой надменно взирали портреты ее предков. В конце галереи налегла на створчатые двери, что вели в спальные покои матери, сохранявшиеся графом все эти годы в неизменном виде.

Нашла отца в гардеробной. Тяжело обмякнув, он сидел на гобеленовом стуле с высокой спинкой перед портретом матери Сантен и поднял голову, когда дочь ворвалась в комнату.

— Папа, мы должны немедленно уезжать!

Казалось, он не узнает ее. На полу рядом с ним стояли три нераспечатанные бутылки коньяка, а еще одну, полупустую, он держал за горлышко. Граф сделал большой глоток, по-прежнему глядя на портрет.

— Папа, пожалуйста, мы же должны ехать!

Единственный глаз даже не моргнул, когда еще один снаряд разорвался в шато, где-то в восточном крыле.

Сантен схватила отца за руку и попыталась поднять на ноги, но он был слишком тяжелым. Лишь немного коньяка пролилось на рубашку.

— Немцы прорвались, папа! Пожалуйста, пойдем со мной.

— Немцы! — внезапно взревел граф и оттолкнул дочь от себя. — Я сражусь с ними снова!

Вскинул длинноствольную винтовку «шаспо», которая лежала на коленях, и выстрелил вверх, в расписной потолок. Пыль от штукатурки сделала волосы и усы графа седыми, заметно состарив его.

— Пусть только придут! Это говорю я, Луи де Тири, пусть все они приходят! Я готов дать им бой!

Он был не в себе от спиртного и от отчаяния, но Сантен все пыталась поднять его на ноги.

— Мы должны уезжать отсюда!

— Никогда! — заорал он и еще грубее оттолкнул ее от себя. — Я никогда отсюда не уеду! Это моя земля, мой дом… и дом моей любимой жены… — глаза графа светились сумасшедшим блеском, — …моей дорогой жены. — Простер руку к портрету: — Я останусь с ней, я буду сражаться с ними здесь, на моей собственной земле.

Сантен поймала протянутую руку за запястье и подергала, пытаясь поднять отца, но граф, приподнявшись, опять оттолкнул дочь к стене и принялся перезаряжать старинную винтовку, держа ее на коленях.

«Я должна позвать Анну на помощь».

Она побежала к двери, и в эту минуту новый снаряд попал в северную часть шато. За грохотом рушащейся кладки и разлетающегося на осколки стекла мгновенно последовала взрывная волна. Она бросила Сантен на колени и сорвала несколько тяжелых портретов со стен галереи.

Девушка поднялась на ноги и побежала по галерее. Азотисто-кислый резкий запах взрывчатки смешивался с едким запахом дыма. Лестница была почти пуста. Выносили последних раненых. Когда Сантен выбежала во двор, две перегруженные санитарные машины выезжали через ворота и поворачивали на аллею.

— Анна! — пронзительно закричала она. Та привязывала саквояж и разбухший мешок к крыше одной из санитарных машин, но тут же спрыгнула вниз.

— Помоги мне. Папе нехорошо…

Три снаряда один за другим попали в шато, а еще несколько разорвались на поляне у конюшни и в парке. Германские наблюдатели, должно быть, заметили движение вокруг здания. Их батареи вели пристрелку.

— Где он?

— Наверху. В маминой гардеробной. Он сошел с ума, Анна. Напился до безумия. Я не могу его поднять.