У костра Дамла завела странную тему и спросила, каким каждый хочет видеть себя в будущем. Большинство выложили все начистоту, как в переносном, так и в прямом смысле. Бахар, не открывавшая рта весь день, заговорила впервые: «Некоторым людям надо просто попробовать повзрослеть, мне этого достаточно», – сказала она и выразительно посмотрела на Демира. По язвительному поведению Бахар я поняла, что они не разговаривают и это будет продолжаться еще долго. Когда я повернулась к Огузу, стараясь больше не волноваться за них, то увидела, что он подходит к Кану и быстро берет у него из рук гитару.
– Хватит, сынок! Ты всегда будешь петь мне серенады?
Огуз, умело держа гитару, ударил по нескольким нотам, создав небольшую мелодию, и посмотрел мне прямо в глаза.
– Эта песня для самой упрямой девушки в лагере.
Что он имеет в виду? Он что, опять собирался петь для меня?
Когда он начал припев со слов «Когда слеза упала с твоих черных глаз…», мои глаза уже горели. Он не должен был так поступать со мной. Пока я в смущении пыталась спрятать лицо ладонями, Огуз продолжал слаженно петь песню.
Поскольку я не знала, что он играл на гитаре, я смотрела на него во все глаза. Он так искусно использовал струны гитары и так красиво пел припев песни, что трудно было не заплакать. Я предпочла дать волю слезам, и не только потому, что он прекрасно пел. А потому, что слова песни были слишком многозначительны, и не имело значения, что Огуз сделал это для меня. А может, и имело, я не знаю. С его стороны было несправедливо делать все это для меня. Он уже второй раз пел для девушки, которая не давала ему никаких шансов, которая каждый раз захлопывала перед его носом дверь, которая настойчиво говорила, что он ей не нужен. Несмотря на свои ошибки, Огуз был очень добр ко мне. Он прилагал усилия, заботился, но в итоге не получал ничего.
Я плакала не потому, что Огуз пел мне во второй раз, и не потому, что у меня были к нему чувства. Я плакала потому, что то, что я хотела сделать, и то, что я делала, было очень разным. Это не сочеталось, это было бессмысленно. Я могла заботиться об Огузе, могла относиться к нему как к другу, но я не могла отдать ему свое сердце, не могла позволить другим быть несчастными только ради себя. Но это были не единственные причины моих слез. Я плакала оттого, что не могла больше переваривать пережитое, от мысли, что потеряла лучшего друга, от того, что человек, чьи руки я хотела бы держать, сидел прямо передо мной, но мне было больно находиться от него так далеко. Я не могла оторвать от него глаз. Хотя он смотрел на меня с гневом, я не могла отвести свой взгляд. Я не знала, на что он сердится. Может быть, он думал, что я плачу из-за Огуза, но он не знал, что причиной этого был он сам.
Под конец песни, когда я снова перевела взгляд на Огуза, я вытерла слезы тыльной стороной ладони и зааплодировала ему, как и все остальные. Тем временем Гекче, повернув голову и увидев, что я плачу, схватила меня за руки и притянула к своему плечу.
– Она действительно плакала! Я тебя не выношу, девочка!
Я обняла ее, когда она погладила меня по волосам и похлопала по рукам на глазах у всех.
– Я не могу позволить тебе плакать, иначе я тоже заплачу. – Она обняла меня еще крепче, отчего я захрипела.
Когда мой взгляд переместился в сторону, где находился Демир, он отвернулся от меня. Его лицо погрустнело, и он выглядел так, будто был морально раздавлен. Я не знала, потому ли это, что Огуз еще раз спел мне при всех, или потому, что я плакала, но было очевидно, что ему грустно. Когда Сенем оказалась в его объятиях, он убрал руку с ее плеча и попытался сесть прямо, но выражение его лица не изменилось.
– У Нисы тоже красивый голос.
Когда я нахмурилась, услышав фразу Сенем, и посмотрела на нее, а затем перевела взгляд по сторонам, то поняла, что все взгляды вокруг костра устремлены на меня.
– Ничего подобного.
– Да, это так. Есть песня, которую ты все время пела в детском доме. Спой ее.
Разве сейчас время вспоминать о детском доме? С чего тебе вообще пришло это в голову?
– Сенем, сейчас не время, – процедила я сквозь зубы, но на этот раз все вокруг начали радостно поддерживать ее. Поддерживали Огуз, Гекче и Кан. Молодец, блондинка. Сколько еще неприятностей ты можешь мне доставить?
– В общем, спокойной ночи вам. Я пойду немного пройдусь.
Когда Демир поднялся со своего места, все взгляды отвернулись от меня и сосредоточились на нем, а Сенем тут же схватила его за руки. И вообще, куда он собирался идти в такое время? Он что, сошел с ума, вокруг кромешная тьма.
– Не уходи, Демир. Ниса споет.
Продолжая смотреть на Сенем, Демир слегка улыбнулся.
– С таким упрямством она не будет петь, – пробормотал он и, развернувшись, зашагал прочь. Но мне не хотелось, чтобы он уходил.