Пыль Снов

Драконус подошел к Секаре. Нежно опустил руки, обхватил голову старухи руками. Глаза ее дико задергались — и утонули в его взоре. В последний миг она, казалось, поняла. Ужас, рот открылся…

Быстрый рывок сломал ей шею. Женщина осунулась, распахнув рот и уставившись в никуда. Медленно осела наземь. Еще несколько вздохов — и жизнь покинула полные ужаса глаза.

Мужчина выпрямился, отошел, посмотрел на оставшихся. — Дело сделано.

— Пойду искать камни, — сказал Аблала. — Я хорош с могилами и так далее. А потом, Релата, покажу тебе коня и ты будешь счастлива.

Женщина нахмурилась: — Коня? Какого коня?

— Так Сутулая Шлюха говаривала. Штука между ног. Мой брыкливый конь. Одноглазый угорь. Мечта Умной Женщины, так его звала Шерк Элалле. Женщины дают ему много прозвищ, но все улыбаются, едва увидят. Ты можешь дать ему любое имя, ведь ты тоже улыбнешься. Сама увидишь.

Релата поглядела на ушедшего за камнями Тоблакая, повернулась к Драконусу: — Он еще дитя…

— Только разумом. Я видел его голышом.

— Если он попытается… если кто из вас попытается меня изнасиловать, убью!

— Ни он, ни я. Мы зовем тебя путешествовать с нами. Мы идем на восток, как и виденные мной Баргасты. Может быть, мы их догоним или хотя бы снова увидим следы.

— Что за мясо на огне? — спросила она, подходя ближе.

— Бхедринье.

— В Пустошах нет ни одного.

Драконус пожал плечами.

Она колебалась. Потом сказала: — Я охочусь на демона. Крылатого. Он убил друзей.

— И как ты выслеживаешь крылатого демона, Релата?

— Он убивает всё на пути своем. По этому следу я и двигаюсь.

— Не видел ничего такого.

— Как и я последнее время, — призналась она. — За два дня, что я с Секарой — ничего не видела. Но его путь, кажется, вел на восток, поэтому я иду туда. Если найду Баргастов — тем лучше. Если не найду — продолжу охоту.

— Понятно. Ну, выпьешь со мной эля?

Она сказала, когда он присел, чтобы разлить янтарную жидкость по глиняным кружкам: — Я желаю похоронить старуху с кольцами, Драконус.

— Мы не воры, — ответил он.

— Хорошо. — Она приняла кружку.

Аблала вернулся с грудой булыжников в объятиях.

— Аблала, — сказал Драконус, — коня покажешь потом.

Лицо здоровяка помрачнело, но тут же засияло вновь: — Ладно. В темноте это еще сильнее возбуждает.

* * *

Страль никогда не мечтал быть Боевым Вождем Сенана. Было легче питать себя амбициями, которые казались совершенно несбыточными. Простыми и безобидными мыслями тешить самолюбие, как было принято среди воинов, негодовавших на Оноса Т’оолана. Будучи всего лишь одним из массы высокопоставленных, влиятельных офицеров, он наслаждался даруемыми званием силой и привилегиями. Особенно гордился он возможностью собирать войско обид, бесконечно ценное сокровище — ведь даже самые дерзкие высказывания ничего нему не стоили. Он был воином, пыжащимся от гордыни за щитом презрения. Когда щиты смыкались, их стена казалась непробиваемой.

Но теперь он оказался один. Войско обид исчезло, а он даже не заметил сотни рук, растащивших его сокровища. Единственное сокровище вождя — слово. Ложь лишает золото блеска. Правда — вот самый редкий и драгоценный металл.

Было одно, единственное ослепительное мгновение, когда он встал перед племенем, высоко вздымая выкованную холодными руками истину. Он провозгласил ее своей, а сородичи встретили его взор и ответили согласием. Но даже тогда во рту он ощутил привкус пепла. Неужели он — лишь голос мертвецов? Павших воинов, достигших величия, о котором Страль может лишь мечтать? Он может высказать их стремления, но не может думать за них. Поэтому и они не помогут ему, ни сейчас, ни потом. Ему остался лишь собственный смущенный рассудок, а этого недостаточно.

Воинам не потребовалось много времени, чтобы всё понять. Да и куда он может их вести? Оседлые народы позади жаждут их крови. Впереди лишь безжизненное запустение. И Сенан сбежал с поля битвы, оставив союзников умирать. Смелый жест — но никто ведь не желает принимать ответственность за такое. Не он ли ими командовал? Не он ли отдал приказ о бегстве?

Тут не поспоришь. Ему не защититься от истины. «Это мое дело. Мое преступление. Другие умерли и передали всё мне, потому что были на том месте, где сейчас встал я. Их смелость была чище. Они вели. Я могу лишь следовать. Будь иначе, я стал бы им ровней».

Он присел, отвернувшись от немногих оставшихся походных костров, что беспорядочно растянулись за спиной. Далекие звезды сверкали на нефритового оттенка небе. Когти казались намного более близкими — они словно готовы разодрать небеса, истерзать землю. Не бывает знамения более ясного. Смерть идет. Конец эпохи, конец Белолицых Баргастов, их богов, получивших свободу лишь ради того, чтобы быть брошенными, ожившими лишь ради гибели. «Что же, ублюдки, теперь вы знаете, каково нам».

У них почти нет пищи. Кудесники и ведьмы истощили силы, добывая воду из сухой почвы. Скоро усилия будут убивать одного за одним. Отступление уже забрало жизни старых и слабых сенанов. «Мы идем на восток. Почему? Там нет никакого врага. Мы нашли не ту войну, которую искали, мы не сумели обрести славы.