Пыль Снов

Ненависть умерла в Ритуале. Так считают, так верят все Т’лан Имассы. Даже война с Джагутами была холодной, размеренной казнью. Душа Кальта трепетала: он понял, что ненависть жива в нем. Обжигающая ненависть. Кажется, все кости сплавились в единый узловатый кулак, твердый как камень. Кулак, ожидающий встречи с жертвой.

Он их найдет.

Всё иное не важно. Первый Меч не связал его сородичей — ужасающая ошибка, ведь Кальт знает: гнев бушует в каждом из них. Он может ощутить водовороты враждующих желаний, пробуждение алчной нужды. Армия должна склоняться перед одним владыкой. Без покорности каждый воин остается один, связи рвутся; в первый же миг столкновения каждый пускается по особой тропе. Первый Меч, отказавшись от командования, потерял армию.

Он глуп. Забыл, что означает власть. Чего бы он ни искал, чего бы ни нашел… он обнаружит себя в одиночестве.

Первый Меч. Что за титул? Мастерство с оружием — никто не станет отрицать, что Онос Т’оолан им наделен, иначе как бы он завоевал титул? Но, разумеется, тут нечто большее. Сила, способность налагать волю. Качества истинного лидера. Дерзость изрекать приказы в ожидании, что их выполнят без колебаний. У Оноса Т’оолана нет таких черт. Разве не проиграл он в то время? А теперь проиграет во второй раз.

Кальт Урманел пойдет по следам Первого Меча, но не будет его последователем. «Джагуты игрались с нами. Изображали из себя богов. Развлекались. В нас родилось негодование, ставшее пожаром безжалостной решимости. Но мы избрали ему неверное приложение. Когда мы поняли эту игру, у них не осталось выбора, кроме отступления. Разоблаченный секрет делает игру бессмысленной. В войне не было нужды. Наше упорство стало навязчивым безумием, мы потеряли себя… навеки.

Джагуты — не тот враг. Ритуал должен был объявить войну К’чайн Че’малле. Вот они действительно охотились на нас. Ради пищи. Ради развлечения. Они видели в нас только мясо. Они нападали на стоянки, скользкие от масла жестокой, бесчувственной резни. Наши любимые умирали.

Негодование? Слишком слабое слово для моих чувств. Для чувств всех жертв К’чайн Че’малле.

Первый Меч, ты ведешь нас в никуда. Мы покончили с Джагутами. Нам не до них. Причина умерла, ее бесполезные кости видны всем и каждому. Мы разбросали их пинками, тропа чиста — но она уводит нас от сородичей. Так почему мы идем за тобой? Почему не отстаем? Ты ни о чем не рассказываешь. Ты даже не признаешь за нами право на существование. Мы хуже Джагутов».

Он знает про Олар Этиль, Гадающую по костям, обрекшую их на вечные страдания. И ничего не чувствует. Она так же глупа, как и остальные. Так же слепа, так же склонна к ошибкам, как все гадающие, вливавшие силу в Ритуал. «Убьешь ее, Первый Меч? Если так, то в одиночку. Мы для тебя никто, но и ты для нас никто.

Да не обманется глаз. Мы не армия.

Мы не армия».

* * *

Ном Кала заметила, что гадающий Улаг Тогтиль идет рядом. Он, вне всякого сомнения, величайший воин среди всех виденных ею Имассов. Кровь Треллей. Она гадала, каким он был во плоти. Хотя очевидно: устрашающим, с широким клыкастым ртом, глаза маленькие как у ледового кабана. Она мало что помнила о Треллях — в ее времена они почти пропали, оказавшись среди первых племен, истребленных людским родом. Нельзя даже быть уверенной, что это настоящие воспоминания — скорее они прокрались в нее от оршайнов.

Что за горькая кровь. Потоп гнусных чувств, спутанных желаний, бездна отчаяния и бесцельная ярость. Она словно под осадой. Оршайны воистину истерзаны, духовно сокрушены. Ни она, ни родичи не нашли защиты от бесконечного потопа. Они прежде ни с чем подобным не сталкивались.

Но от самого Первого Меча — ничего. Ни обрывка мыслей, ни намека на эмоции. Неужели он попросту лишен душевной жизни? Или его самоконтроль столь совершенен, что самые настойчивые ее атаки кажутся слабыми как дождь против камня? Загадка Оноса Т’оолана не давала ей покоя.

— Мера милосердия, — вторгся в ее раздумья Улаг.

— Что, Гадающий по костям?

— Ты тоже истекаешь кровью, Ном Кала. Все мы заблудшие. Кости трясутся, тьма кружится в провалах глаз. Мы считаем себя творцами мыслей и чувств, но я думаю иначе.

— Неужели?

Он кивнул: — Мы летим по его следу. Такое насилие, такая ярость. Она пожирает нас и принимает форму съеденного. А мы верим, будто сами принимаем решения. Очень тревожно, Ном Кала. Скоро ли мы накинемся друг на друга?

— Разве в этом мера милосердия? — удивилась она.

— Зависит…

— От чего?

— Насколько тонок Онос Т’оолан.

— Прошу, объясни.

— Ном Кала, он сказал, что не призовет нас к покорности. Не будет обычным Т’лан Имассом. Это важно. Знает ли он, какой ущерб причиняет, просто проходя мимо? Думаю, да.

— И ради чего всё это?

— Увидим.

— Ты веришь в него, не так ли?