Пыль Снов

— Знаю. — Таксилиан облизнул пересохшие губы — Раутос, иди наверх к Шебу и Наппету — пусть остаются там. Займи чем-нибудь. Не хочу, чтобы они выскочили с мечами наголо. Заставь понять…

— Понять что? — спросил Раутос.

— Что мы нашли союзника.

Глаза Раутоса расширились. Он вытер пот с лица. Попятился, потом развернулся и пошел наверх.

Таксилиан сказал трутню: — Ты можешь меня понять? Ничего не работает. Нужно починить. Нам нужна твоя помощь… нет, наверное, можно сказать иначе. Мы готовы помочь тебе вернуть всё к жизни.

Молчание. К’чайн Че’малле, казалось, игнорирует находящихся в комнате. Щупальца на концах лап извивались морскими водорослями. В широкой прорези рта блестели зубы. Еще миг — и трутень моргнул. Раз, другой, третий — видно каждое веко. Затем подпрыгивающей походкой подошел к Таксилиану. Подобрал крышку и умело поставил на место. Выпрямился и прямо поглядел на духа.

«Ты можешь меня видеть». Понимание заставило призрака застыть. Он тут же ощутил что-то — «мое тело!» — и задергался от мучительной боли в перетруженных руках. Он смог почувствовать свой пот, ломящее утомление в мышцах. А потом все пропало.

Он заплакал. «Помогите!»

Змеиные глаза Сулькита снова заморгали. Трутень бросился бежать, быстро пересек комнату и скрылся на пандусе, что ведет к куполу-черепахе, вместилищу разума города.

Таксилиан засмеялся: — За ним! — и поспешил за К’чайн Че’малле. Вздох понеслась следом.

Когда они убежали, Асана бросилась к Последнему, и тот обнял ее.

Появились Раутос, Шеб и Наппет. — Мы открыли дверь, — слишком громко сказал Шеб. — Она просто скользнула вбок. Выводит наружу, на балкон — боги, мы высоко забрались!

— Хватит чепухи, — зарычал Наппет. — Мы кого-то видели на равнине. Идет. Кажется, мы столкнулись с другим скитальцем.

— Может быть, — сказал Раутос, — он знает.

— Что знает? — оскалился Шеб.

Раутос беспомощно поводил руками.

Наппет сверкнул глазами, поднял дубину. — Так где гребаный демон?

— Он не хочет нам навредить, — сказал Последний.

— Тем хуже для него.

— Не вреди ему, Наппет.

Наппет надвинулся на Последнего. — Поглядите на тупого фермера — нашел домашнюю зверушку, а? Ничего особенного — Вздох выглядит гораздо лучше.

— Демон безоружен, — сказал Последний.

— Тогда он тоже тупой. На его месте я махал бы самым большим топором, какой смог бы найти. Убил бы для начала тебя и каргу, тобой пригретую. Потом жирного бесполезного Раутоса с его глупыми вопросами.

— Ну, первым он убил бы тебя, Наппет, — гоготнул Шеб.

— Потому что я самый опасный, да. Он попробовал бы. Но я разобью ему башку одним ударом.

— Не самый опасный, — поправил Шеб, — а самый тупой. Он убил бы тебя из жалости.

— Давай пойдем готовить, — сказал Последний Асане, все еще обнимая ее мускулистой рукой. — Прости, Наппет, на тебя еды не хватит.

Наппет подступил ближе: — Попробуй меня остановить…

Последний развернулся. Кулак ударил Наппета в лицо, разбив нос. Он зашатался, кровь хлынула ручьем; об пол застучали выбитые зубы.

Палица выпала из рук. Еще миг — и мужчина тоже упал, свернувшись клубком.

Остальные выпучили глаза на Последнего.

Шеб засмеялся, но как-то осторожно.

— Идем, — сказал фермер Асане.

Они вышли из комнаты.

Шеб сказал: — Я обратно на балкон.

Раутос пошарил в тючке, достав тряпки и фляжку. Встал на колени у скорчившегося Наппета, крякнул. — Давай поглядим, что можно сделать.

* * *

«Предательство может остыть — холодная груда углей — и вдруг вспыхнуть снова. Что заставило меня совершать такие убийства? Они были сородичами. Спутниками. Любимыми друзьями. Как я смог? Моя жена, она хотела ранить меня… почему? Что я сделал? Сестра Горима? Это же чепуха. Безделица. Не стоит таких воплей. Она сама должна была понять.

Она ранила меня, но мне не забыть ее глаз — ее лица — она смотрела на меня, когда я забирал ее жизнь. Никогда мне не понять, почему она смотрела как та, которую предали. Это меня предали. Не я. Сестра Горима… какое она имела отношение? Я не хотел ей вредить. Так вышло. Но то, что она сделала… словно нож в сердце вонзила!

Нужно было понимать: не такой я человек, чтобы спустить. У меня есть гордость. Вот почему всем пришлось умереть, всем, что знали и смеялись за моей спиной. Нужно было дать урок… но ведь… когда все закончилось, некому было учить мой урок. Только я остался, но это не годится. Я должен был выучить иной урок. Не так ли?

Дракон ждет на равнине. Он не моргает. Однажды он моргнул — и всё исчезло. Всё и все. Больше он никогда так не сделает.