Пыль Снов

Высоко вверху двадцать бабочек-плащовок выследили фигуру, одиноко бредущую по Пустошам. Их привлек гомон голосов, но обнаружили они единственного тощего мужчину. Пыльно-зеленая кожа, клыки во рту. Он несет меч, но совсем лишен одежды. Одинокий бродяга, говорящий семью голосами, знающий себя под семью именами. Его много, но он один. Они все заблудились, как и он сам.

Плащовки жаждали, чтобы жизнь его окончилась. Но проходили недели, месяцы - а они все жаждали.

***

Это были узоры, и они требовали осмысления. Элементы оставались разобщенными, они плавали перед его взором щупальцами, смутными черными пятнами. Но ведь он может видеть, а это уже нечто! Рваная тряпица была сорвана с его глаз, унесена течениями, которых он не ощущал.

Ключ в расшифровке всего можно найти в рисунках. Он был уверен. Если бы только удалось соединить их - он все понял бы, он узнал бы все, что требуется знать. Он сумел бы найти смысл в терзающих его видениях.

Странная двуногая ящерица - вся в мерцающих черных латах, хвост похож на толстый обрубок - стоит на каком-то каменном помосте; по бокам в канавах текут реки крови. Нелюдские немигающие глаза устремлены на источник всей этой крови - дракона, приколоченного к путанице деревянных балок. Ржаво-красные штыри покрыты обильной росой. Он твари исходят волны страдания: она жаждет недоступной смерти, жизнь превратилась в вечную боль. Над двуногой ящерицей поднимается облако жестокого удовлетворения.

Вот другое видение: два волка следят за ним из высоких трав, прячась за узловатыми побегами. Осторожно, с беспокойством, словно увидели соперника. За ними ливень пластами обрушивается с небес. Он понимает, что отвернулся, как бы равнодушный к их присутствию, и бредет по голой равнине. Вдали поднимаются над землей дольмены, десятки дольменов, поставленные без видимого порядка, но очень сходные - возможно, это статуи. Он подошел ближе и нахмурился, видя странные формы: тощие тела под бесформенными плащами, спины сутулятся, хвосты обвивают ноги. Почва под ними блестит, будто усеянная алмазами или битым стеклом.

Едва он приблизился к молчаливым, неподвижным стражам, едва протянул руку к ближайшему, тяжелая тень скользнула над головой, воздух внезапно стал ледяным. Охваченный отчаянием, он замер, поглядел вверх.

Ничего кроме звезд, все они сорвались с привязи и блуждают, словно соринки в медленно сохнущем пруду. Слабые голоса падают вниз, касаясь его лба, как снежинки, сразу же тающие. Всякий смысл потерян. Это доводы Бездны, но он не понимает ни одного. Глядеть ввысь… он ощутил потерю равновесия, ноги оторвались от земли. Он летел. Его разворачивало в полете.

Поглядев вниз, он увидел еще больше звезд, но среди них были двенадцать яростных солнц зеленого огня, прорывавшихся сквозь ткань мироздания, оставляя по следу кровоточащие раны. Чем ближе они подлетают, тем больше становятся, ослепляя его. Водоворот голосов стал ураганом, а то, что он считал снежинками, казалось ныне искрами, обжигающими лицо.

Если бы он смог соединить фрагменты, восстановить мозаику и тем самым понять истины рисунков… если бы он…

Завитки. Да, это именно они. Движение не обманывает, движение открывает большую форму. Завитки, пряди шерсти.

“Татуировки… вижу их, вижу!”

И тотчас же, едва татуировки обрели форму, он вспомнил себя.

“Я Геборик Руки Духа. Дестриант свергнутого бога. Я вижу его…

Вижу тебя, Фенер”.

Тело, такое тяжелое, такое потерянное. Неспособное двигаться.

Его бог попался в ловушку и, как сам Геборик, стал немым свидетелем нашествия ослепительных нефритовых солнц. Он и его бог у них на пути, а такие силы не отклонить в сторону. Нет щита достаточно надежного, чтобы блокировать грядущее.

“Бездна не заботится о нас. Бездна пришла, чтобы бросить свои доводы, и нам не устоять.

Фенер, я обрек тебя. А ты, старый бог, ты обрек меня.

Нет, я больше не сожалею. Так и должно было быть. Ведь мы не знаем иного языка. Воюя, мы призываем на себя уничтожение. Воюя, мы наказываем детей, оставляя им негодное наследие крови”.

Теперь он понял. Боги войны именно таковы, в этом сама их сущность. Глядя на приближающиеся нефритовые солнца, он был ошеломлен осознанием тщетности всех обманов, всей наглой самоуверенности.

“Видите, мы вздымаем боевые стяги.

Видите, куда это приводит нас?”

Последняя война началась. Против этого врага не найти защиты. Ни слова, ни дела не поколеблют ясноглазого судью. Неуязвимый ко лжи, равнодушный к оправданиям и скучным разговорам о необходимости, о выборе меньшего из двух зол… о да, именно эти доводы он и слышит. Пустые как пространство, из которого они падают.

“Мы распрямили спины, стоя в раю. А потом мы призвали богов войны, накликав гибель на себя, на наш мир, нашу землю, воздух, воду, на мириады жизней. Нет, не корчите удивления, не изображайте ошеломленной невинности. Ныне я вижу глазами Бездны. Ныне я вижу глазами врага, я буду говорить его голосом.

Узрите, друзья. Я справедливость.

Когда мы, наконец, встретимся - удовольствия вам это не доставит.