Он покосился на нее и был, казалось, удивлен тем, как близко она встала. Почти такая же высокая, темные канезские глаза блестят… Он отвел взгляд. - И что заставило вас думать, что я могу помочь?
Женщина улыбнулась. Хотя капитан не обратил внимания, это была милая улыбка. - Кто произвел вас в чин?
- Один безумный лунатик.
- Где?
Он провел пальцами по бороде, скривился: - И к чему всё это, а?
- Знаете, Добряк был прав. Нужно работать вместе. Вы… я желаю больше знать о вас, Рутан Гудд.
- Ничего интересного.
Она оперлась о парапет. - Вы скрытничаете, капитан. Но ладно. Я умею выведывать. Вы среди первых офицеров Четырнадцатой. Значит, были в Малазе, уже уволенный и ожидающий нового назначения. Ну-ка, какая армия прибыла на остров слишком потрепанной, чтобы избежать расформирования? Восьмая. Тринадцатая. Обе с Корелской компании. Фаредан Сорт была в Восьмой, но она вас не знает. Значит, вы из Тринадцатой. Весьма… интересно. Служили с Седогривым…
- Боюсь, вы сделали ложные выводы, - оборвал ее Рутан. - Я переведен из флота адмирала Нока, Скенроу. Я даже не морской пехотинец…
- И на каком корабле служили?
- На “Дхенраби”…
- Утонувшем около Боевой отмели…
- Точно.
- … восемьдесят лет тому назад.
Он долго смотрел на нее. - Да, такая цепкая память граничит с одержимостью, не считаете?
- А как насчет патологической лживости, капитан?
- Это был первый “Дхенраби”. Второй врезался в Стену на скорости пять узлов. Из ста семидесяти двух на борту только пятеро вытащены Стражей.
- Вы стояли на Буревой Стене?
- Нет, меня обменяли.
- В Тринадцатую?
- Назад во флот. Мы ухитрились захватить четыре триремы Маре, забитые добровольцами на Стену - да, хотя трудно поверить, что на такое дело находятся добровольцы. Но Стража отчаянно желала новой крови. Так что оставьте подозрения, капитан. Мое прошлое скучно, темно и лишено героики. Некоторых тайн, Скенроу, лучше не знать.
- Звучит, надо признать, весьма правдоподобно.
- Хотя?..
Она бросила еще один сияющий взгляд (на этот раз он его заметил). - Все еще считаю вас лжецом.
Он оттолкнулся от поручня. - На баржах слишком много крыс.
- Можно поохотиться.
Рутан Гудд помолчал, поглаживая бороду. Пожал плечами: - Не думаю, что стоит.
Он отошел от борта. Женщина из Кана поколебалась и двинулась следом.
- Боги подлые, - шепнул Бутыл, - этой ночью все заняты одним. - Он ощутил в душе укол сожаления, старый и привычный. Он не из тех мужиков, за которыми женщины сами гоняются. Его приятели перебираются из одной постели в другую, и в каждой тепло и мягко - а ему самому не везет. Существо, посещающее его во снах, делает дневную жизнь гнусной насмешкой.
Да и ОНА не появлялась уже больше месяца. Возможно, устала. Возможно, получила от него всё, что хотела. Чем бы это ни было. А в последние посещения его пугал страх в ее глазах, пугало ее отчаяние. Он просыпался от вони сгорающей в пожаре травы, дым разъедал глаза, топот мчащихся по саванне стад громом отзывался в черепе. Он долго лежал под одеялом, свернувшись как ребенок, содрогаясь от одолевающего чувства неуместности всего вокруг.
Месяц спокойствия… но почему ее отсутствие кажется дурным знамением?
Баржа напротив ускользнула, поймав шальное течение, и Бутыл смог увидеть восточный берег. Низкий берег с валунами, тростники; за ними колышется равнина, озаренная зеленоватым светом нефритовых царапин на южном небосклоне. Степи должны бы кишеть жизнью. Но они пусты.
Этот континент воспринимается более старым, чем Квон Тали или даже Семиградье. С этой земли слишком долго кормились.
На западном берегу виднелись фермы. Каждый надел в треть лиги длиной тянется к реке, а противоположный конец выходит к путанице рассекающих регион дорог. Без ферм летерийцы голодали бы. Но Бутыл был встревожен печальным состоянием многих хозяйств: просевшие крыши амбаров, заросшие сорняками силосные ямы… Ни одного дерева в округе, даже пеньки сравнялись с истощенной почвой. Ветрозащитные полосы из осин и вязов кажутся иссохшими, больными. Широкие веера нанесенной из каналов земли, илистые островки делают берег опасным. Чернозем уносится в море. Нет, уж лучше наблюдать за первобытно-бесплодным берегом востока.
Какой-то солдат ходил по барже кругами, словно попал в клетку; на третьем проходе он остановился, постоял и затопал сапогами, подбираясь ближе.
Слева возникла чернокожая женщина. Положила руки на борт.
Бутыл лихорадочно пытался вспомнить ее имя. Потом сдался, вздохнул. - Ты из тех, кого Бадан Грук считал утонувшими, да?
Он искоса поглядела на него. - Сержант Смола.
- У тебя красивая сестрица - ох, я не …
- У меня красивая сестрица, точно. Ее зовут Целуй-Сюда, что само по себе кое на что намекает. Да? Иногда не ты придумываешь имя, а имя тебя находит. Так было с сестрой.
- Значит, имя не настоящее.
- А ты Бутыл, маг Скрипача. Он никогда о тебе не говорит. Почему бы?
- Почему он обо мне не говорит? Откуда мне знать? Ваш сержантский треп меня не касается - если тебе интересно, о чем Скрип говорит, о чем молчит, почему не спросить его самого?
- Я спросила бы, но ведь он не на нашей барже.
- Не везет.