Пыль Снов

Было слишком темно, чтобы разглядеть говоруна, а голоса Каракатица не узнал. Он пожал плечами: - Маг Быстрый Бен. Мертвый Еж - но он там умер, поэтому его и кличут Мертвым Ежом. Может, еще горстка выжила. Но Сжигателям пришел конец, так рассказывают истории. Уничтожены при Черном Коралле в конце Паннионской войны. Немногие, что выкарабкались из-под развалин… что же, они растаяли струйками дыма. - Он опять выпил. - Вот оно как.

- Говорят, их сбросили на Коралл Черные Моранты, - сказал другой солдат. - Они пошли и взяли дворец, сердце Паннион Домина. Вискиджек был уже мертв? Кто-нибудь знает? Почему он не возглавил их? Если бы он был там, они, может…

- Глупо так думать. - Каракатица покачал головой. Он слышал слабые поскрипывания других барж - треклятая река ими забита, команды летерийцев трудятся день и ночь, избегая столкновений и перепутывания канатов. Охотники за Костями и эскорт Брюса Беддикта - почти двадцать тысяч солдат, обозы, собаки, скот - громадина, движущаяся на юг. Лучше, чем идти пешком. Лучше и хуже… он вспоминает прошлые высадки, морпехов, гибнущих и тонущих, падающих под ливнем стрел и камней. Баржи, объятые пламенем, вопли сгорающих заживо мужчин и женщин.

Не то чтобы им предстояло высаживаться под огнем. Не в этот раз. Просто ленивое путешествие в окружении союзников. Так мирно, так цивилизованно, что у Каракатицы нервы рвутся в клочья. - Так оно и ведется. Выбор сделан, но случаются неудачи, лютует судьба. Помните, ведь и наша судьба поджидает неподалеку.

- Но некому будет петь про нас, - сказал невидимый говорун. - Мы не Сжигатели. Не Серые Мечи. Не Седьмая Армия Колтейна. Сама Адъюнкт сказала…

- Давайте откупорим последний кувшин, - встрял кто-то.

Каракатица уже опустошал свой. Три быстрых глотка. Пустой сосуд полетел в сторону. - Охотники за Костями, - сказал он. - Идея Скрипача? Может быть. Не могу вспомнить. “Помню только безнадегу. И Адъюнкта. Тихие улицы и пустые стены Арена. Помню, что был сломлен. И гадаю, изменилось ли хоть что-то. Истории, вот что выживает. Но они неполные, ведь всё никто не может знать. Подумайте, сколько историй пропало, забылось. Не только империи и королевства, но истории наших душ, истории всех живших на земле”. Едва появился новый кувшин персикового рома, рука Каракатицы взлетела ему навстречу. - Чего вам нужно? Всем вам? Хотите славы Сжигателей? Зачем? Все они померли. Хотите великой причины для сражений? Для гибели? Покажите, ради чего стоит умирать.

Он наконец поднял взгляд, сверкнув глазами на полукруг освещенных светом углей лиц - таких юных, таких мрачных.

Сзади раздался новый голос: - Показать? Этого мало, Каракатица. Тебе нужно увидеть, нужно узнать. Я тут стою и слушаю тебя, слушаю голос рома, который попал в брюхо солдата, решившего, будто ему крышка.

Каракатица выпил. - Сам поговори, сержант Геслер. Всё, молчу.

- Плохие тут разговоры. - Геслер протиснулся вперед. Солдаты чуть расступились; он сел напротив сапера. - Им нужны истории, Карак. Не причины, чтобы прыгнуть в могилу. Это самые дешевые причины, тебе ли не знать.

- Разболтался я, сержант. Простите.

- Никаких церемоний. Это забота твоего сержанта. Будь он здесь, уже давно спустил бы с тебя шкуру. А мы с тобой - мы просто два старых служаки.

Каракатица резко кивнул: - Отлично. Я только…

- Знаю. Слышал. Слава дорого стоит.

- Верно.

- Слишком дорого.

- Точно.

- Тут ты неправ, Карак.

Разговор вроде пошел на равных, но Каракатицу трудно провести. - Как скажешь.

- Все решения, которые приняты не тобой, выбор, сделанный не тобой, приведший тебя туда, куда ты не хотел идти… Всем нам некуда деваться. Ты жалуешься, ты говоришь, что дело того не стоило. Это тоже выбор. Тобой сделанный. Похоже, ты ищешь сочувствующих, вот в чем беда. Лично я тебе не доверяю, Карак. Не потому что ты плохой солдат - нет, ты хороший солдат. Знаю, когда зазвенит железо, тебе не страшно будет доверить спину. Но ты все время ссышь на угли, а потом жалуешься, что воняет.

- Я сапер с горсткой припасов, Геслер. Они кончатся, я пойду в арбалетчики, а заряжаю я слишком медленно.

- Не твои солдатские доблести меня заботят. Может, заряжаешь ты медленно, но выстрел будет метким. Возразишь?

Каракатица скованно покачал головой. Лучше бы они говорили как сержант с рядовым. Разговор на равных уже кажется распятием ржавыми гвоздями. Перед сворой щенков.

- Были саперы, - сказал Геслер, - и до появления морантских припасов. Теперь понадобятся ветераны вроде нас с тобой, чтобы вспомнить старые деньки. - Он помолчал. - Есть вопрос, Каракатица.

- Давай.

- Скажи, что может испортить армию.

- Долгое безделье.

- Когда нет дел, идут разговоры. Почему же люди говорят прежде всего о всякой чепухе?

Подал голос невидимый солдат, что донимал Каракатицу: - Потому что они гордятся количеством слов. Они даже величиной своих куч гордятся.