Пыль Снов

“Наши телеги трещат под весом оружия и доспехов Баргастов. Сундуки набиты иноземными монетами. Груды странных мехов. Браслеты, каменья, домотканые ковры, тыквы - горлянки и сосуды из плохо обожженной глины. Мы захватили всё имущество Баргастов. Но тела бросили позади, взяв лишь пару десятков сломленных пленников.

Мы собрали бродячий музей народа, готового к полному уничтожению.

А я буду умолять о мире”.

Услышав такое, офицеры станут хмуриться за спиной, считать его стариком с разбитым сердцем. И не ошибутся. Они выполнят его приказы, но в последний раз. Вернувшись домой, Скипетр Иркуллас станет известен всем как “правитель серого сумрака”, человек без света будущего в очах, человек, ожидающий смерти. “Но это бывает со всеми. Все наши страхи в конце концов навещают нас”.

Гефалк, один из членов передового отряда, подскакал к стоящему около своего коня Скипетру. Спешился, встал перед Иркулласом: - Скипетр, мы осмотрели западный конец долины - то, что там осталось. Старый Яра, - он говорил о мужчине, назначенном ими главным среди пленников, - сказал, что сражался некогда под городом, который называют Одноглазый Кот. Здешние кратеры напомнили ему о каких-то “морантских припасах”, но не бросаемых с неба, как делали Моранты, а закопанных в землю и одновременно подожженных. Так поступали малазане. Земля вздымается. Какие-то “гренады” или “долбашки”…

- Мы знаем, что малазане в Летере, - удивленно сказал Иркуллас. И покачал головой: - Назови причину, по которой они должны были оказаться здесь и вступить в чужую битву, убивая и акрюнаев и Баргастов…

- Баргасты когда-то были врагами малазан, Скипетр. Так заявил Яра.

- Но видели ли разведчики признаки их сил? Ведут ли сюда следы? Нет. Малазане стали духами, Гефалк?

Воин беспомощно и раздраженно взмахнул руками. - Так что тут стряслось, Скипетр?

“Гнев богов”. - Колдовство.

В глазах Гефалка что-то мелькнуло. - Летерийцы…

- Говорят, что после малазан магов у них осталось мало. А нынешний Цеда - старик, служащий одновременно канцлером - не ему вести армии…

Но Иркуллас уже качал головой в такт своим мыслям. - Даже летерийский Цеда не может скрыть целую армию. Ты прав в сомнениях, Гефалк.

“Разговор, обреченный ходить кругами и жевать собственный хвост” . Иркуллас прошел мимо воина и поглядел на разоренную долину. - Закопайте столько наших воинов, сколько сможете. На закате прекращайте работы. Оставим всё земле. Мы отгоним ночь погребальным костром. А я встану на страже.

- Да, Скипетр.

Воин сел на коня.

Стража, это подойдет. Ночь без сна - он позволит яркому пламени подавить болезнь его души.

А еще лучше, подумал он вдруг, было бы вовсе не вернуться живым. Пусть с внуками поиграет в медведя племянник или кузен - короче говоря, кто-то другой. Надо бы ему не спать до самой смерти.

“Одна последняя битва - против лагеря Сенана? Убить всех и пасть самому. Истечь кровью в глинистой грязи. Умерев, я смогу помириться… с их духами. Едва ли стоит продолжать войну среди пепла, на равнине смерти. Что за глупость…

Милая дочка, ты не будешь бродить одна. Клянусь. Я найду твой дух, я навеки защищу тебя. Вот наказание за неудачи, вот доказательство любви”.

Он сверкал глазами, озираясь, словно в угасающем свете мог заметить странствующий призрак, дух с вымазанным грязью лицом и недоумевающими глазами. Нет, с терпеливыми глазами обретшей вечную свободу. “Свободу от всего этого. Свободу… от всего. В новом месте. Где не растут в теле болезни, де ты не ежишься, не извиваешься, вздрагивая от каждого укола боли как от зова сирен.

Духи камня, даруйте мне покой!”

***

Армия Марела Эба удвоилась, ведь уцелевшие в разбитых укреплениях подходили отовсюду - пряча лица, стыдясь, что живут, когда жены, мужья и дети погибли под железом подлых акрюнаев. Многие приходили без оружия и доспехов - вот доказательство, что их гнали как волну морскую, что они бежали пучеглазыми трусами. Говорят, что даже среди воинственных Баргастов в разгар битвы прокатывается холодная вода, течения сливаются в бурный потоп - и тонет всякое разумение, тяга к бегству перевешивает долг и честь. Холодная вода делает лица выживших серыми, вздутыми, от них смердит виной.

Однако Марел Эб успел протрезветь от дурных новостей и решил не обрушивать правосудие на беглецов с бегающими глазами. Он ясно понимал, что будет нуждаться в каждом воине, хотя знал также, что воины, однажды поддавшиеся панике, оказываются сломанными внутри - и хуже того, в наивысший, самый решающий момент битвы ужас может вернуться. Они обрекут битву на проигрыш, их паника затопит, заразит всех окружающих.