Пыль Снов

Любая Матрона рано или поздно сходила с ума; ни одна дочь, приняв роль, не могла противостоять потопу памяти. Самцы К’чайн Че’малле этого не понимают: их жизнь четко определена, соки их личностей ограничены и грубы. Непреклонная верность рождается из невежества.

Она пыталась разорвать эту схему с Сег’Чероком и делая так, предавала изначальную отстраненность Матрон. Но ей было все равно. Все, что было прежде, работало плохо.

Она помнила, как половину континента разровняли и сделали глаже замерзшего озера, и построили города масштабов, избыточных даже по меркам К’чайн - как будто величие и безумие ничем не отличаются. Купола, способные накрыть остров, извитые башни и шпили, похожие на шипы дхенраби. Здания с одной комнатой, столь громадной, что под потолком собирались тучи, а птицы тысячами жили в них, не подозревая, что оказались в клетке. Она помнила, как целые горные цепи делались произведениями искусства и бережно хранились - по крайней мере пока в них не увидели материал для строительства небесных крепостей. Во времена гражданских войн горы срывались до основания. Она помнила, как смотрела однажды на колонну сородичей, в лигу шириной и в двадцать лиг длиной - они шли основывать новые колонии. Она стояла, покрякивая под собственным весом, и следила за пятидесятью легионами Солдат Ве’Гат - каждый легион в пять тысяч бойцов - маршировавшими на войну с Тартено Тел Акаями. Она была там, когда они вернулись, жестоко прореженные, оставившие след из трупов товарищей длиной в целый материк.

Она помнила родовые муки На’рхук и раздирающую боль их измены. Пылающие города, горы трупов на полях сражений. Хаос и ужас в гнездах, стоны отчаянных родов. Уклончивая насмешка волн у берега моря, в которое умирающая Матрона выбрасывала яйца, обезумев, надеясь, что родится нечто новое - гибрид добродетелей, отрицание пороков.

Столь многое еще… бегство в темноте и среди ослепляющего дыма… взмах когтей Ассасина. Холодное, внезапное правосудие. Утекающая жизнь, нарастающее удовлетворение покоя. Горькие, злые соки передавались дочерям - ибо ничто не потеряно, ничто никогда не теряется.

У К’чайн Че’малле была богиня. Бессмертная, всеведущая, как и должно. Эта богиня - Матрона, майхб, сосуд вечного масла. Некогда масло имело такую силу, что нужны были сотни матрон, священных сосудов. Сейчас осталась лишь одна.

Она могла вспомнить былую гордость и былую силу. И бессмысленные войны, развязанные в доказательство силы и гордости. Пока и то и другое не было уничтожено навсегда. Гибель городов. Рождение пустошей, покоривших полмира.

Ганф Мач знала, что Гу’Ралл еще жив. Знала и то, что Ассасин Ши’гел будет ее судьей. После поиска наступит миг наследования, когда Ацил сдастся наконец смерти. Станет ли Ганф Мач достойной наследницей? Ши’гел решит. Даже враг, ворвавшийся в Укорененный, устроивший бойню в коридорах и комнатах, не помешает его суду. Она станет пробираться через паникующие толпы, ища укрытия, а трое Ассасинов будут идти по следу.

Воля к жизни - самый сладкий сок.

Она несет на спине Дестрианта, почти невесомую женщину, и чувствует напряжение крошечных мышц, движения хрупких костей. Даже ортен оскаливает зубы в последний миг.

Неудача Искания нетерпима - но Ганф Мач убеждена также, что неудача неизбежна. Она будет последней Матроной и с ее смертью умрет богиня К’чайн Че’малле. Масло вытечет на землю, память потеряется.

Ну и пусть.

***

“Духи камня, что тут случилось?”

Скипетр Иркуллас осторожно спешился, с ужасом глядя на следы побоища. Как будто земля разверзлась, чтобы поглотить всех, и Баргастов и акрюнаев. Сломанные тела, скрученные ноги и руки, лица, с которых некая песчаная буря содрала плоть. Другие кажутся опухшими, кожа потрескалась или лопнула, словно несчастных солдат сожгли изнутри.

Вороны и грифы скачут, разочарованно вопя - все, не скрытое землей, уже обглодано начисто. Акрюнские воины бродят по долине, отыскивая тела павших сородичей.

Иркуллас понимал, что тело дочери тоже лежит где-то рядом. Мысль свернулась в желудке ядовитым клубком червей, ослабляя ноги, застревая в глотке. Он боялся и подумать о сне, в который непременно вторгнутся гнев и отчаяние. Он будет лежать, дрожа под мехами - боль в груди, волны тошноты, дыхание сиплое и тяжелое. Близкое касание паники.

Нечто неожиданное, нечто неведомое произошло на мелкой войне. Похоже, что духи земли и камня задергались в ярости или, скажем, отвращении. Требуя мира. “Да, именно это и должны сказать мне духи после здешнего… здешнего ужаса. Им надоели наши бессмысленные кровопускания.

Мы должны заключить мир с Баргастами”.

Он чувствовал себя старым и бессильным.

Еще вчера месть казалась ясной и чистой. Одоление было очевидным, как блеск наточенного ножа. Четыре больших битвы, четыре победы. Кланы Баргастов рассеяны, бегут. Остался лишь один, самый южный. Большой клан Сенан под властью некоего Оноса Т’оолана. Три армии акрюнаев сходились к стоянке этого вождя.