Пыль грез. Том 1

– Все, Хессанрала, покончим на этом. Я возвращаюсь в лагерь. Сколько женщин отзовутся на мой клич? Не пять, нет, я поведу за собой сотню, а то и больше. Ты, Хессанрала, долго не проживешь… – Ралата посмотрела на остальных: в их лицах читалось отвращение и презрение. Девчонки еще, что с них взять. – Пойдете за ней на север, воительницы, и не вернетесь. Кто желает присоединиться ко мне? Я жду.

Никто не пошевелился. Ралата пожала плечами и, развернув лошадь, направилась на юг. Остальные кентером припустили на север.

Скрывшись от отряда за гребнем, Ралата натянула поводья. Она не желала иметь на своей совести кровь пяти глупых девчонок. Многие поймут, почему она их бросила; Хессанрала мало кому нравилась. Однако семьи, потерявшие дочерей, отвернутся.

Их преследовал ястреб, Ралата знала это наверняка. И у детей не было ни пастуха, ни пса, которые бы их защитили. Что ж, тогда она сама будет этим псом, будет идти за ними по пятам, скрываясь в высокой траве, наблюдая. А если ястреб нападет, она спасет всех, кого сможет.

И Ралата двинулась на север.

Низкие туры, выстроившиеся в ряд на вершине холма и спускающиеся вниз по склону, почти совсем заросли. Ветер нанес на них землю, в которой укоренились низкорослые, скрюченные деревья, чьи пышные ветки были усеяны шипами. Вокруг них росла высокая, спутанная трава. Однако Тлен знал, что это за камни и для чего они: древние укрытия и ловушки охотников-имассов. Потому-то он и не удивился, когда склон закончился обрывом, за которым был провал, дно которого густо поросло степяничными деревьями. Под ними лежал толстый слой костей в два или даже три человеческих роста. Сюда во время крупной сезонной охоты имассы загоняли стада степных зверей.

Если начать копать, то можно найти останки бхедов и тенагов: их скелеты, рога, бивни и застрявшие между костями сланцевые наконечники. Можно найти и айев, которые увлеклись охотой и упали с обрыва вместе с добычей; клыки у волков подпилены – отличительный знак диких найденышей, слишком опасных, чтобы оставлять им зубы в целости. А еще можно найти окралов, так как степные медведи тоже охотились на бхедов и порой в панике бежали вместе со стадом, особенно когда загонщики пользовались огнем.

Поколение за поколением, слой за слоем охотники громоздили здесь кости и останки, пока не исчезли все тенаги, а с ними окралы и даже айи. Только пусто и безжизненно завывал ветер; не было слышно ни блеянья, ни трубного гласа самцов тенагов, и даже бхеды уступили место своим меньшим родичам – бхедеринам, которые тоже исчезли бы, не исчезни прежде двуногие охотники.

А они исчезли, и Онос Т’лэнн знал почему.

Он замер на краю провала и с отчаянной болью желал возвращения огромных зверей, которых помнил с юности. Оглядывая окрестности, он мог точно сказать, где и как приготовляли добычу: вот ямы, устланные кожей и наполненные водой, которая от жара камней доходила до кипения, – там женщины разделывали и варили куски мяса; вот кусты зелени там, где раньше были очаги; а вот, чуть в стороне, большой выровненный валун с углублением, в котором разбивали кости, чтобы высосать из них мозг.

Тлен почти чувствовал вонь трупов, почти слышал жужжание и гул насекомых. Почти видел шакалов, дожидавшихся своей очереди, и стервятников, слетевшихся на падаль, юрких ризанов и шепчущих накидочников, клубы дыма, пропахшего жиром и жженой шерстью.

Но пришел последний сезон, а с ним последняя охота, последняя ночь песен у костра. На следующий год здесь уже никого не было – только ветер носился над полуразделанными тушами, что сохли в провале и становились тугими, как кожа, да цветы пробивались там, где раньше скапливалась кровь.

Оплакивал ли ветер их уход молчаливой песней? Или ждал в ужасе первых испуганных криков забиваемых зверей – и не дожидался? Грезила ли земля о топоте тысяч копыт и мягких лап тенагов? Жаждала ли того, что их останки удобрят почву для ее детей? Или наступившая тишина стала долгожданным успокоением для ее измученной кожи?

Бывали сезоны, когда стада приходили позже. А потом, постепенно, стада перестали приходить совсем. Имассы познали голод. Изнуренные и отчаявшиеся, они отправились в новые земли на поиски пропитания.

Обряд Телланна избавил имассов от естественной и неизбежной кончины, а заодно и от заслуженных последствий собственной расточительности и недальновидности.

Интересно, не найдутся ли среди верхнего слоя костей скелеты имассов? Тех немногих, что пришли сюда поживиться останками прошлогодней охоты – найти на обглоданных тушах засохшие полоски мяса и шкуры, пожевать тягучие копыта. Падали ли они на колени в беспомощности и смятении? Взывала ли пустота в их животе к пустому ветру снаружи, осознавая, что обе эти пустоты суть одно?

Если бы не Обряд, имассы познали бы истинное раскаяние – не как призрачное ощущение, а как неутомимого охотника, который преследует тебя до последнего вздоха. И это, считал Тлен, было бы справедливо.

– В небе кружат стервятники, – произнес баргаст, шедший рядом.

Тлен поморщился.

– Да, Бакал, мы почти на месте.