Пыль грез. Том 1

– Добряк, Синн спасла уйму жизней тогда, в И’Гхатане. Сначала в ночь штурма, а потом в тоннелях под городом. Капрал Осколок, ее брат, места себе не находит от беспокойства. Да, Синн бывает несдержанной, но я бы не назвала это недостатком.

– А нашему адъюнкту, похоже, позарез нужны маги. Интересно, зачем?

Фарадан Сорт пожала плечами.

– Я знаю ровно столько же, сколько и ты. Наше пребывание в гостеприимном Летерасе заканчивается, скоро выдвигаемся.

Добряк хмыкнул.

– Ну да, нечего давать солдатам расслабляться. Иначе жди беды. Так что правильно она срывает нас с места… Но все равно неплохо было бы знать, куда мы направляемся на этот раз.

– А еще лучше было бы иметь больше одного полубезумного Высшего мага на восемь тысяч солдат. – Фарадан Сорт помолчала. – Больше Клювов, скрывающихся внутри взводов мы не найдем. Свой запас чудес мы исчерпали…

– Ты начинаешь говорить так же мрачно, как Блистиг.

Фарадан Сорт тряхнула головой.

– Ты прав. Извини. Просто очень переживаю насчет Синн.

– Тогда разыщи Быстрого Бена. Пусть заглянет в эти, как их там, клети…

– Пути.

– Вот, да.

Фарадан Сорт вздохнула и пошла к выходу.

– Если встречу Пореса, отправлю к тебе.

– Не встретишь, – сказал Добряк. – Но не волнуйся, рано или поздно он вынырнет глотнуть воздуха. И уж тогда-то я с ним разберусь.

Сержант Уголек с сестрой и Баданом Груком играли в далхонскую версию костяшек. Пожелтевшие фаланги человеческих пальцев блестели от долгого использования, напоминая кусочки янтаря. По преданию, они принадлежали трем торговцам из Ли-Хэна, которые приехали в деревню якобы с товаром, а были пойманы на воровстве. Естественно, их лишили не только рук. Далхонцы не ставили себе цели преподать урок, предпочитая быть более конкретными. К тому же, когда недоумков казнили, на их место приходили другие – на потеху народу, обожавшему наблюдать за пытками.

Так было, впрочем, до прихода цивилизации. Келланвед положил конец издевательствам. «Государство, применяющее пытки, скатывается в варварство и заслуженно пожинает плоды собственных излишеств». Эти слова якобы произнес сам Император, но Угольку не особо верилось. Уж слишком… грамотно, что ли. В особенности для прокля́того далхонского вора.

В общем, с приходом цивилизации жизнь стала скучнее – так, по крайней мере, брюзжали старики. С другой стороны, они брюзжали по любому поводу. Это последняя работа, на которую способен человек перед естественной кончиной, – своего рода награда за долгую жизнь. Вот Уголек пережить солдатскую службу не надеялась. Она с интересом наблюдала, как стонут и жалуются желторотые новобранцы, а ветераны помалкивают. Может быть, нытье – это удел и старых, и юных; тех, кто еще ничего не видел, и тех, кто повидал все, а потому вечно недоволен?

Целуй подобрала костяшки и бросила их.

– Ха! Попробуй перебить этот расклад, Бадан Грук! Ничего у тебя не выйдет, бедняга.

Бросок, надо признать, вышел весьма удачным. Четыре основных узора, лишь без пары перекладин, и полноценный мост. Для победы Бадану нужен практически идеальный бросок.

– Все, я закончила. Твой ход, Бадан. И не мухлевать.

– Я не мухлюю, – сказал Бадан Грук, собирая костяшки.

– Тогда что это ты прячешь в ладони?

Бадан разжал кулак и скривился.

– На этой костяшке смола! Вот откуда у тебя такие броски!

– Если на ней смола, то это после броска моей сестрицы! – парировала Целуй.

– Худов дух… – Уголек закатила глаза. – Идиоты, мы все здесь мухлюем. Это у нас в крови. Поэтому давайте примем как данность, что никто из нас не сознается в том, что пользовался смолой. Поскобли костяшку и продолжим.

Партнеры покивали, а Уголек постаралась скрыть облегчение. Прокля́тая смола слишком долго лежала в мешочке и все запачкала. На пальцах до сих пор остались отпечатки. Уголек незаметно положила руки на бедра и стала растирать их, как бы согреваясь.

Целуй посмотрела на сестру укоризненно. В Худовой казарме было жарко, словно в печке.

Троица игроков демонстративно не обращала внимание на шаги, приближавшиеся к их столу. Бадан Грук швырнул костяшки – и выкинул шесть узоров из шести.

– Во! Видали? – В широкой улыбке Бадана не было ни капли искренности. – Эй, вы двое, только посмотрите на этот бросок!

Но Целуй с Угольком смотрели на самого Бадана. Шулеры не выносят пристальных взглядов: начинают дергаться, потеть, ерзать на стуле.

– Ну посмотрите! – снова попросил Бадан, но как-то жалобно, после чего обмяк и поднял руки. – Пальцы у меня чистые, девочки…

– Большая редкость, – произнес человек, стоявший рядом с их столиком.

На лице Бадана Грука обида смешалась с невинностью и щепоткой возмущения.

– Вот только не надо так, сэр. Вы видели мой бросок – и пальцы мои тоже видите. Чище некуда. Ни смолы, ни дегтя, ни воска. Солдатам нельзя ходить перепачканными – это подрывает боевой дух.

– Ты так в этом уверен?

Уголек заерзала на стуле.

– Чем можем помочь, лейтенант Порес?

Офицер удивленно вскинул брови.

– Ты ошиблась, сержант Уголек. Я капитан…

– Капитана Добряка нам показывали, сэр.

– Кажется, я приказал вам подстричься.