Читаем ПУТНИК часть I полностью

                   Фрося уползла, но через минуту вернулась и, забившись под кровать, опять прижалась к нему, крепко обняв его ногу.

                   - Ну что, сука, выходишь, нет? – опять прокричали с улицы.

                   Путник молчал, ловя на слух каждый шорох за окном и в коридоре.

                   О доски пола гулко гахнулась граната и покатилась, оставляя за собой дымный, вонючий след. Из-под фитиля вырывались и тут же гасли маленькие веселые искорки. Прокатившись через коридор, граната взорвалась в соседней палате, обдав их облаком пыли сбитой со стен глины. Посыпались стекла, и с той стороны больницы раздался чей-то душераздирающий вопль….

                   В окне возникла на мгновенье чья-то темная тень, и Путник выстрелил в нее, зная наверняка, что попал. Тут же под чьими-то грузными шагами жалобно заскрипели половицы в коридоре. Положив правую руку с «наганом» на койку, а левую с «бульдогом», устроив на согнутом колене, путник держал под прицелом и окно, и дверь, терпеливо дожидаясь появления налетчиков.

                   Из коридора шагнул в палату, выстрелив наугад, огромный детина, заслонивший своим телом весь дверной проем. Выстрел Путника прозвучал одновременно с его выстрелом. Детина некоторое время постоял, как бы раздумывая, и вдруг со страшным грохотом рухнул на пол. Вслед за ним появился второй, непрестанно паля в темноту из револьвера, но и его постигла та же участь.

                   - Бросай, бросай! - закричал кто-то за окном, и в окно влетела еще одна граната. Брошенная под косым углом, он ударилась об стену над его головой и, отрикошетив от нее, выкатилась в коридор, где и взорвалась, обрушив в палате  стену. В облаке пыли Сербин увидел троих-четверых бандитов, которые медленно валились на пол после взрыва. Уши его полностью заложило, и он стрелял в появляющиеся в оседающей пыли темные силуэты, не слыша звука выстрелов.

                   В ушах непрерывно звенело, рот забился тонкой кисеей пыли,  плотно зависшей в неподвижном воздухе, глаза были запорошены все той же всепроникающей пылью… Невыносимо болела потревоженная спина… Но самое плохое было то, что у него кончились патроны…

                   Он неподвижно сидел около тумбочки, сжимая в руках немецкие штыки, зная наверняка, что он сможет убить еще двоих бандитов, а рядом, прижавшись к его ноге всем телом, дрожала мелкой дрожью Фросенька.… 

<p>Глава 16</p>

                Оглушенный Путник не слышал стрельбы, которая разгоралась вокруг больницы. Он сидел в напряжении, сжимая в руках штыки, и ожидал появления новых налетчиков. Но больше никто не делал попыток прорваться в палату, и вскоре Леонид, лишившийся в перестрелке остатка сил, впал в беспамятство, свесив голову на грудь.

                Поэтому он не услышал и наступившей вскоре тишины, скрипа стекол под чьими-то шагами под окнами, тихих разговоров…

                Лишь Фросенька, оберегавшая его покой, всякий раз вздрагивала, услышав за окнами посторонние звуки.

                 Но скоро все стихло.

                Уже начало сереть на востоке, крепчал морозец, но девушка не могла больше держаться, и сон сморил ее. Положив свою хорошенькую головку на ногу Путника, она спала, по детски, приоткрыв рот.

                 С первыми лучами солнца у двери послышались легкие шаги…

                - Фросенька, доча, ты там жива? – Фрося встрепенулась, как пташка, услышав голос отца и, разбудив при этом Сербина.

                - Жива, батянька, жива! – крикнула девушка. Ее голос смутно прорывался сквозь тугие пробки, вбитые контузией в уши Сербина.

                - А Ленька? Ленька Сербин как? – снова крикнул ее отец.

                - Живой! Ой, как страшно было, когда на нас бандиты напали! Если бы не Леня, ой, хорунжий Сербин, поубивали бы нас, батянька! Он всех побил, хоть и без сил совсем был. Откуда столько храбрости у человека!?

                - Доча, мы сейчас войдем тихонько! - крикнул отец. – Ты скажи ему, чтоб не стрелял. Мы, пока темно было боялись входить, чтобы и нас перестрелял. Придержи-ка его,  а то, сгоряча, и нас с доктором кончит! Мы идем!

                В разрушенную палату вошли отец Фросеньки, который крепко сжимал в руках обрез винтовки, и доктор, побледневший и осунувшийся за ночь.

                - Господи! – всплеснул руками доктор, увидев разрушения, произведенные бандитами в его больнице. – Варвары! Нелюди! Это же больница! Да как же можно было такое сотворить здесь?

                Доктор бросился к Сербину и упал на колени у его ног. С трудом оторвав его от стены, на которой осталось круглое кровавое пятно, он втащил его на кровать, сбросив с нее засыпанную пылью простынь.

                - Фросенька, - в душе доктора умолкли возмущенные человеческие чувства и проснулись профессиональные. – Пожалуйста, прекратите обниматься с отцом, давайте работать! Несите инструменты и перевязочные материалы. Если, конечно, что-нибудь сохранилось, - добавил он с грустью в голосе, вновь окинув помрачневшим взором разгромленную больницу.

               Фрося выпорхнула из палаты и долго гремела и позвякивала чем-то, бродя по кабинетам. Наконец, она возвратилась, неся в руках поднос.

               - Ой, Михаил Артемович! – произнесла она дрожащими губами. – Что там творится, Господи! Все разбито, завалено, пылью запорошено! Еле собрала чистый инструментарий… Вода горячая в баке еще есть, печь не прогорела за ночь.

               - Потом, потом, Фрося! – оборвал ее доктор. – Давайте работать! Обмойте ему спину, пожалуйста.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза