Пути в незнаемое

Классическая гимназия для него явно не подходила (за курс обучения в классической гимназии с 1-го по 8-й класс русскому языку и словесности отводилось в неделю 24 часа, латыни — 34 часа, греческому языку — 24 часа, математике — 22 часа, физике — 6 (!) часов). И, когда Юре исполнилось 10 лет, было решено отдать его в реальное училище.

Старшие братья на всякий случай готовили Юру к поступлению в гимназию и понемногу учили его латыни. Они открывали ему грамматику и наказывали выучить к вечеру наизусть две страницы правил с примерами. Юрий Борисович всегда считал себя недоучкой в латыни, возможно, благодаря этому методу. Но за свою жизнь он выучил много языков, в том числе персидский и венгерский. И все языки ему давались обычно легко. Возможно, из-за той же самой латыни он считал, что ему так и не удалось оправдать до конца сложившуюся в далекие времена Космодемьянского переулка поговорку про семью Бориса Ефимовича: «Все Румера говорят на всех языках».

В училище Юра был первым учеником. Он получал все грамоты, какие только можно было получать. Ему прощалось даже озорство. Он был наказан серьезно (неделя ареста) только один раз, и то за капитальный проступок.

Шел 1913 год. Россия была пропитана революционным духом. Стачки стали привычным делом. А царь праздновал трехсотлетие Дома Романовых. На уроках истории шла хвала царю и всей династии.

На одном из уроков истории Юра и отличился. У Алисы Блекер жил попугай, которым она страшно гордилась. Попугай был большой и каких-то особых кровей, и перья у него были приглажены не так, как у других попугаев. Говорить он мог только две вещи: «Вив ля републик!» и «Вив ля революсьон!» Алиса с гордостью говорила, что попугай очень старый — он пережил французскую революцию, только вот какую — 48-го года или Великую, она точно не знает. Так вот, этого попугая Юра тайком притащил на урок истории и дал ему высказаться. Наказание Юра нес не один. Все мальчики в классе, которые аплодировали и с восторгом повторяли слова попугая, тоже отсидели неделю.

Вскоре события в стране развернулись с такой головокружительной быстротой, что мальчики, еще не вышедшие из сладкого и беззаботного детства, разом повзрослели.

27 июля 1914 года царское правительство объявило всеобщую мобилизацию. 1 августа Германия объявила России войну.

Много лет спустя, когда Гитлер придет к власти и над Европой снова нависнет страшная угроза, Осип Борисович скажет: «Напрасно люди думали, что первая мировая война началась, продолжалась и кончилась. Человечество еще заплатит за то, что допустило такую войну».

А в августе 14-го, когда с прифронтовой полосы хлынуло огромное количество беженцев, в жизни Космодемьянского переулка ничего особенно не изменилось. Ни русские, ни немцы не понимали тогда, что речь идет о чем-то очень серьезном, что в корне изменит ту жизнь, какую они вели. Когда в первые дни войны к Румерам пришла, по обыкновению, ирландка, учившая Юру английскому языку, мать Юры удивилась: «Помилуйте, война ведь сейчас, не стоит проводить уроки. Вот через месяц-другой она кончится, тогда и продолжим».

Но война оказалась суровее, чем думали. Война оказалась жестокой и долгой. И когда в России грянула февральская революция, Борис Ефимович Румер принял ее почти как закономерность. Он был далек от политики, но как образованный и прогрессивный коммерсант верил, что эти перемены к лучшему, и был к ним готов. Дела потребовали от Бориса Ефимовича покинуть Москву и переехать в Петроград: компания Ллойда, с которой он был связан, больше не страховала в районе военных действий, и фрахтовать суда стало сложной проблемой.

Юра кончал шестой класс реального училища, ему оставался еще один год обучения. Это обстоятельство могло вызвать некоторые осложнения с переездом, но все обошлось как нельзя лучше. После революции с царской каторги стали возвращаться ссыльные. Среди них было много интеллигентных людей, иногда целыми семьями. Для детей ссыльных были организованы специальные курсы ускоренного обучения с тем, чтобы они могли быстро сдать полагающиеся экзамены и вступить в жизнь. Борис Ефимович случайно с этим столкнулся и предложил Юре сдать на таких курсах экзамены за седьмой класс экстерном. А уж это его, отцовское, дело договориться с кем нужно, чтобы Юру, шестнадцатилетнего, допустили к экзаменам в университете. Борис Ефимович был уверен, что на хорошего инженера и в университете можно выучиться, и потому наметил сыну механико-математический факультет, убежденный, что слово «механико» является определяющим, а слово «математический» служит для антуража. Юре только этого и надо было. Он легко сдал все предметы за седьмой класс и получил аттестат с отличием. В Петрограде Борис Ефимович нашел возможность связаться с нужными людьми, и по распоряжению ректора университета («императорского» уже было зачеркнуто) Юра был допущен к вступительным экзаменам, которые сдал без труда, и был зачислен студентом мехмата.