В один прекрасный день, когда собака насыщалась мясом и хлебом, перед ней внезапно появилась кошка. Собака оставила еду и с лаем ринулась на непрошеную гостью. Несколько раз возвращалась она к пище и вновь бросалась на кошку. Ожесточенная стычка между чувствами голода и вражды — столкновение пищевого и оборонительного инстинктов — пагубно отразилась на поджелудочной железе. В течение двух недель выделение сока было крайне повышенно.
Опыты видоизменили. На помощь призвали индукционную катушку. В момент, когда собака начала есть, ее поразил электрический ток. Экспериментатор заблаговременно прикрепил один электрод к металлической фистуле желудка, а другой — к миске. На собаку это произвело гнетущее впечатление. Она отскочила и попятилась, испуганно глядя на посуду, всегда, казалось, дружелюбную к ней. Миску она возненавидела и отказывалась брать из нее пищу. Сильно изменилась деятельность поджелудочной железы и повысилось количество отделяемого ею сока. Наполненный воздухом желудок возбуждал теперь железу в тринадцать раз больше обычного.
Я не очень понимал то, что случилось, и спросил однажды академика Быкова:
«Как вы думаете, почему желудочные железы сократили после сшибки сокоотделение, а поджелудочная, наоборот, усилила?»
Он, вероятно, уже подумал над этим и так изложил свои соображения.
«Не находите ли вы, — сказал он, — что было бы нецелесообразно, если бы невроз приводил к полному прекращению пищеварения? Сомневаюсь, чтобы такой организм уцелел в результате естественного отбора».
«Вы хотите сказать, — спросил я, — что одна железа заменяет в этом случае другую?»
«Я подозреваю, — ответил он, — что щедрость поджелудочной железы рассчитана в этом случае на то, чтобы полностью компенсировать бездействие желез желудка. Благо они могут друг друга подменять…»
Четыре месяца болела собака. Она отказывалась есть в моем присутствии и брала пищу лишь из рук служительницы. Было очевидно, что между видом экспериментатора и корой головного мозга животного образовалась временная связь. Мое появление во время еды вызывало у собаки состояние, схожее с действием электрического тока.
Из всего этого я заключаю, — закончил Курцин, — что при определенных условиях, под влиянием высшего регулирующего центра, могут наступить в отправлениях органа такие изменения, которые приведут к глубоким нарушениям всего организма. Разлад станет, в свою очередь, источником неверной информации в мозг, и оттуда последуют опасные для жизни импульсы. На этой почве возникнет язва желудка или двенадцатиперстной кишки. Клиника знает немало подобных примеров. Во время неприятельских налетов на Лондон число прободных язв желудка и желудочных кровотечений достигало небывалых размеров…
Такова гипотеза. Над ней Курцину придется еще потрудиться. К тысяче опытов, проделанных на оперированных собаках, ста сорока наблюдениям над оперированными людьми и множеству исследований желез желудка — у здоровых и больных — предстоит еще многое прибавить.
Курцин с одинаковым усердием продолжает свои изыскания и в захолустной больничке и в столичной клинике, ищет средства обратить свои предположения в строгую научную теорию…
Ему все дано для успеха: и прекрасный Институт физиологии имени Павлова, и безграничная моральная и материальная поддержка Советской страны, и серьезные научные достижения русской физиологии. Он может с уверенностью сказать: «Мы только потому так высоко стоим, что стоим на плечах гигантов». Высоко вознесенная русская физиологическая мысль Сеченова, Павлова, Введенского и Ухтомского послужит крепкой опорой советскому исследователю Ивану Терентьевичу Курцину.
Глава десятая
Душевные лекарства
Намерение, которое не осуществилось
Случай этот сам по себе мало чем отличался от множества других трагических курьезов, обычных для медицины, насыщенной фактами и бедной доказательствами. Рассказывая о нем Быкову, профессор Андреев не подозревал, что разговор так неожиданно обернется.
В одну из больниц Ленинграда доставили девушку, весьма истощенную, с неукротимой рвотой. Больная стонала и жаловалась, что живот ее полон червями и она заживо гниет. Терапевты предположили у нее опухоль желудка и рекомендовали ее оперировать.
Профессор сделал операцию, изучил желудок и пищевод больной, но ничего не обнаружил. Памятуя древнее изречение, что «медицина излечивает редко, облегчает часто и утешает всегда», он сказал девушке:
— Я вырезал у вас изрядную опухоль, теперь вы будете совершенно здоровы.