Пути и маски

— Так называют всех матерей? — Альен твёрдо решил не выдавать своих намерений. Усилием воли он прикрыл мысли плотной пеленой — так, чтобы до рабыни не донеслось ничего лишнего. Смешно, конечно, рассчитывать встретить в этом полухлеву телепата уровня Нитлота, но когда в Обетованном хозяйничает Хаос… — Я прибыл издалека, но изучал священное наречие. И ни разу не слышал такого обращения.

— Так зовут тех, чьи дети ушли к Прародителю, — спокойно сказала старушка. Обезьяна не больно куснула её за коричневый палец, и морщины на щеках разбежались от улыбки. — У недостойной был сын, и он умер.

— Мне очень жаль.

— А мне нет. Так должно было случиться.

Логичнее было бы ждать слёз и ударов себя в грудь, чем такого странного равнодушия. Альен будто ненадолго попал домой, пред очи покойной матери…

— Ты не рассказала, что случилось дальше, мама!

— Спи, завтра у нас много дел.

— Но рыцарь победил тролля?

— Конечно. Рыцари всегда побеждают.

А в глазах — скука, вечная, смертельная скука, холодная, как утренний туман… Она не здесь, эта женщина, и руки у неё ледяные, и во взгляде читается: оставь меня в покое, жалкий комок плоти. Оставьте меня все в покое, освободите наконец от всей этой мерзости, с какой стати я должна любить вас, с какой стати должна каждый раз умирать от боли, чтобы снова и снова кормить и рассказывать сказки?…

Тогда она, кажется, носила Дарета и в своём бархатном платье казалась большой, красивой и строгой, как синяя гора.

— А я буду рыцарем?

— Ты будешь лордом, как отец. А рыцарем станет Горо.

— А если он не захочет?

— Что значит «не захочет»?… Спи, не выдумывай.

Альен вздрогнул и вернулся в действительность. Проклятая память. Когда-то он гордился способностью запоминать всякие мелочи — когда она ещё не иссушила его изнутри.

— Почему должно? Он был болен?

Старушка изучающе прищурилась и впервые ответила не сразу.

— Нет. Он заслужил наказание.

— За что?

— Он помогал злым людям. Очень злым.

— Каким? Из Минши или с материка?

Сен-Ти-Йи склонила набок крошечную головку — жест был совершенно птичий — и, неопределённо улыбаясь, в унисон с мартышкой отщипнула от кисти виноградину.

— Недостойная не знает, кто почтил её разговором. Почему недостойная должна рассказывать о том, что давно прошло?

— Тебе так важно, кто я?

— Господину тоже важно, раз он не снимает маску.

А ведь умна, не на шутку умна эта старушонка… Альен с трудом сдержал улыбку: угадал.

— Я не сниму её. А имя моё тебе ничего не скажет.

— Господин прав, что не снимает, — старушка мотнула головой в сторону последней молодой рабыни — та возилась, вплетая камешки в волосы, — и неодобрительно пожевала губами. — Здесь у стен есть уши, а у окон — глаза. Если кто-нибудь в маске, никто не посмеет сказать: «Он был там-то и делал то-то, хотя ему нельзя там бывать». Ибо видна только маска.

— Верно, — кивнул Альен. — Значит, я не ошибся, когда подошёл к тебе?

— Недостойная не понимает господина. Клюв маски искажает его слова.

Вот ведь лукавое создание… Альен теперь уже не сомневался, что она знает больше, чем говорит. Жаль, что золото боуги и альсунгские кристаллы утонули — подкупить нечем…

— Где ты училась? — быстрым шёпотом спросил он. — Не в Долине Отражений, ведь так? Что происходит с рабами, у которых есть Дар?

Сен-Ти-Йи снова зыркнула на него и промолчала. Потом с кряхтеньем оправила складки одеяния на острых коленках.

— Недостойная не понимает. Она не училась ничему, кроме своей работы. Господину чем-то помочь? Может, погадать на чаинках?

Альен тихо засмеялся.

— Так Люв-Эйх из-за этого держит тебя при себе? Ты гадаешь ему?

— Недостойная служила роду Наместника — да продлит Прародитель его дни — задолго до того, как он стал Наместником!.. — то ли с обидой, то ли с лукавством протянула старушка. — Отец Наместника купил её на рынке в Аришто, когда она была молода и красива — ещё моложе господина в маске. Гадания тут ни при чём.

— Ты не самоучка, — невозмутимо продолжал Альен, уже начиная наслаждаться процессом. Ему давно не приходилось вести такую тонкую словесную игру. — Я видел волшебников-самоучек, и ни у кого из них не было такого яркого Дара. И такого… отшлифованного. Как ты пряталась столько лет?

— Хозяин скоро захочет видеть господина.

— Выпроваживаешь меня?

— О, недостойная не смеет… Она всегда счастлива побеседовать, но люди в масках пугают её. Хозяин подтвердит: недостойная всю жизнь сторонилась его масок.

Альен вздохнул. Он теперь уверился, что рассудил правильно: рабы — их единственная надежда. Но как быть с этим упрямством — умаслить её искренностью?… Женщина есть женщина, а у этой к тому же когда-то был сын…

— Сен-Ти-Йи, ты мудра и спокойна, как свет луны на озёрной глади. Одари меня милостью, Сен-Ти-Йи. Я и двое моих друзей — в чужой земле, и твой хозяин желает нам смерти. На материке бушует ужасная война, Сен-Ти-Йи, которая придёт и в это благословенное место, если ты не поможешь нам.

Тени веток на бронзовом лице старухи переплелись с морщинами — такой густой покров прятал лучше любых масок. Обезьянка, уничтожив виноград, бросилась вон; из сада донеслись смешки рабынь.