Путевые заметки

Наконец, в один из дней началось сражение, и столкнулись враги [лицом к лицу]. С обеих сторон пали весьма многие. Меж тем гетман, который был очень мудрым, сперва приказал казакам рассеяться по полям, лесам и ущельям; они устраивали коварные ловушки и крали людей и животных, оружие, щиты и прочее; ночью они подползали на животе и, неожиданно напав на стан, причиняли большой вред мусульманам; они отнимали у них даже пушки.

Меж тем некий паша по имени Каракаш[405], который прибыл из Шама с пятьюстами душами, явился к Осману и говорит: «Что представляют собой неверные? И какая может быть против них война? Прикажи мне, я пойду со своими войсками и всех их живьем приволоку к тебе, а табор рассею». И сказал он (Осман): «Отправляйся, погляжу я на тебя». Меж тем несчастный положился не на Бога, а на собственное могущество. В то время, когда он спускался по равнине, густо заросшей деревьями, меж которых спрятались казаки, один из них, увидев, что паша идет очень уверенно, понял, что он глава, и, прицелившись в него из ружья, выстрелил; пуля пробила шлем и [вышла] с другой стороны, как [то было у] Давида с Голиафом, и [паша], свалившись с лошади, издох. Неожиданно выскочив из-за кустов, казаки окружили со всех сторон отряд из Шама и всех изрубили. Немногие, спасшиеся бегством, рассказали [об этом] Осману. Разгневавшись, он приказал татарам вторгнуться в Польшу. В бесчисленном множестве, рассеявшись словно саранча, шли они и не видели расставленной для них опасной ловушки: им дали возможность пройти глубже и тогда, окружив их спереди и сзади, [одних] предали мечу, других обратили в пищу для пушек, погубив 60 тысяч душ.

Меж тем благоразумный и мудрый муж, храбрый гетман, услышав о множестве войск мусульманских, начал опасаться и написал королю Зигмунду: мол, поспеши нам на помощь, ибо словно песок бесчисленны и несчетны войска иноплеменников, а нас мало. Сам же он от великой заботы слег там из-за болей в животе и умер. Да просветит Господь Бог его душу!

А царь торопился и спешил с 300 тысячами душ к сыну, в стан войска.

Меж тем с обеих сторон войска, противоборствуя, сражались и убивали друг друга. То была вторая и третья битва обеих сторон.

Но вот Осман отдал приказ многочисленному войску ударить по армии поляков. И начали сражаться с утра до вечера, и пало много воинов и у поляков и у них. Ночью, когда рассвело, вновь начали сражаться. То был великий и знаменательный день; битва была такой большой и ужасной, что не могу ее пером описать. От густого пушечного и ружейного дыма померк свет и никто не мог понять, кто враг, а кто друг. Ужас и дрожь объяли всех, вплоть до того что войска польские отступили и потеряли надежду.

Уповая на Бога, послали они в города и села [гонцов], чтобы во всех церквах молились и служили молебен о спасении христиан, ибо, говорили, мы погибли. Три дня и три ночи в церквах все духовенство и миряне молились Богу, говоря: «Не для нас, Господи, не для нас, но ради имени Твоего и великой славы Твоей помилуй верующих, которые почитают Твое святое имя».

А на третий день, когда вновь столкнулось друг с другом множество войск и мусульмане, взяв верх, хотели полностью уничтожить верующих, милосердный и человеколюбивый Бог, сжалившись над христианами, заставил ветер дуть со стороны польских войск на исмаильтян, и пушечный дым с обеих сторон стал въедаться в глаза и ослеплять [их]. Верующие, бросившись на них с мечами, зарубили более 50 тысяч душ, а прочих обратили в бегство и захватили их добычу.[406] Это чудо сотворил Бог. Слава Богу! Это случилось в день воздвижения Святого Креста.

Тогда великий везир и прочие вельможи говорят Осману: Мы не можем победить неверных, потому что нарушили клятву и без причины напали на них. Из-за этого война наша не удалась, потеряли мы храбрых и мужественных мужей и бесчисленное множество мусульман». Меж тем он, с сердцем, окаменевшим и ожесточившимся, как у фараона, не тяготясь злом и потоками крови, сказал с гневом: «Мне невозможно вернуться обратно до тех пор, пока я не овладею Польшей, а царя не захвачу живым». Однако с самого начала и теперь все войско не желало этой войны, и так как он понудил их [к этому] силою, они в сердце своем затаили ненависть. Но в то время, когда Осман намеревался послать против Польши другое войско, Зигмунд достиг Львова, находившегося в трех днях пути от армии сына.

Меж тем в польской армии распространилась страшная болезнь, а вместе с ней и голод, поэтому не осталось ни скота, ни пищи; ели лошадей и прочих нечистых [животных] и даже мертвечину. И людей осталось мало.