Путешествие внутрь страха

— Боже правый! — Немец вскинул брови. — Я и не подозревал, что вы столь хорошо информированы. Полковник Хаки, видно, был в словоохотливом настроении. А он знал, что я в Стамбуле?

Грэхем побагровел.

— Вряд ли.

Мёллер усмехнулся:

— Так я и думал. Хаки умен, я глубоко его уважаю. Но он тоже человек, ему тоже свойственно ошибаться. Да, после того фиаско в Галлиполи я счел нужным лично присмотреть за делом. И тут, после всех приготовлений, вы имели неосторожность шевельнуться и испортили Мавродопулосу выстрел. Но я на вас зла не держу. Хотя тогда я, безусловно, рассердился. Мавродопулос…

— «Банат» произносить легче.

— Благодарю. Так вот, промах Баната потребовал от меня больше работы. Однако теперь моя досада улеглась. Мне понравилось наше плавание, понравилось разыгрывать из себя археолога. Сперва я немного волновался, но когда увидел, что мне отлично удается заговорить вас до скуки, понял, что справляюсь прекрасно. — Он показал Грэхему книгу, которую читал: — Если вам нужен конспект моих небольших речей — вот, рекомендую: «Шумерский пантеон», автор — Фриц Халлер. Биографические сведения есть на титульном листе: десять лет при Немецком институте в Афинах, потом Оксфорд; ученые степени — все указано. Он, по-видимому, горячий последователь Шпенглера. Часто цитирует мэтра. Особенно пригодились ностальгическое предисловие и некоторые более длинные примечания. Фрагмент насчет вечных истин вы найдете на странице триста сорок один. Я, разумеется, кое-что излагал своими словами, менял в соответствии с личными вкусами. Мне хотелось создать образ милого и занудного эрудита. Думаю, вы согласитесь, что я преуспел.

— Так Халлер существует?

Мёллер поджал губы.

— О да. Жаль было причинять неудобства ему и его жене, но ничего другого не оставалось. Когда я узнал, что вы отплываете на пароходе, я счел полезным отправиться с вами. Само собой, я не мог оплатить рейс в последнюю минуту, не привлекая внимания полковника Хаки. Поэтому я обзавелся билетами и паспортом профессора Халлера. Он и его жена не обрадовались, но они добропорядочные немцы, и когда им объяснили, что интересы страны превыше их личного комфорта, они не стали возражать. Через несколько дней им вернут паспорта с заново вклеенными их собственными фотографиями. Единственное постыдное недоразумение — армянская леди, играющая роль фрау Халлер. Она почти не знает немецкого и глупа как пробка. Пришлось держать ее в стороне. Времени не хватало, никого более подходящего я не нашел. Человек, подыскавший для меня эту даму, вынужден был долго убеждать старуху, что ее повезут не в итальянский бордель. Женское самомнение иногда просто поразительно. — Мёллер достал портсигар. — Надеюсь, вы не возражаете, что я делюсь с вами такими подробностями. Я считаю, что атмосфера откровенности — непременное условие для всякой деловой беседы.

— Деловой?

— Именно. Теперь, прошу вас, сядьте и возьмите сигарету. Вам не помешает. — Он протянул портсигар. — А то вы сегодня какой-то нервный.

— Выкладывайте, что хотели сказать, и проваливайте!

Мёллер издал смешок.

— В самом деле, нервы у вас не в порядке! — Он внезапно посерьезнел. — Боюсь, виноват я. Видите ли, мистер Грэхем, я мог бы поговорить с вами и раньше, но желал сперва удостовериться, что вы окажетесь в подходящем настрое и будете готовы слушать.

Грэхем прислонился к двери.

— По-моему, лучший способ описать сейчас мой настрой — сказать, что я всерьез рассматриваю идею ударить вас в зубы. Я мог бы успеть прежде, чем вы — нажать на спуск.

Мёллер поднял брови:

— И до сих пор не ударили? Что же вас останавливает? Почтение к моим сединам или боязнь последствий? — Он помедлил. — Не отвечаете? Тогда, если вы не против, я сам сделаю выводы. — Он сел поудобнее. — Инстинкт самосохранения — замечательная вещь. Людям легко рассуждать о героизме и готовности отдать жизнь ради принципа, пока отдавать жизнь не надо. Когда, однако, запахнет жареным, они становятся практичнее и начинают выбирать не между честью и бесчестьем, а между бо́льшим и меньшим злом. Интересно, получится ли мне убедить вас встать на мою точку зрения.

Грэхем молчал, стараясь побороть охватившую его панику. Он знал, что если откроет рот — начнет вопить оскорбления, пока не заболит горло.

Мёллер с видом человека, который загодя пришел на важную встречу и никуда не спешит, принялся вставлять сигарету в короткий янтарный мундштук. Он, очевидно, и не ждал ответов на свои вопросы. Закончив возиться с мундштуком, немец поднял взгляд и сказал: