Путь зла

Огромный, постепенно увеличивающийся разрыв между первыми и вторыми был вынужден констатировать один из наиавторитетнейших социологов Запада Мануэль Кастельс — «новая система характеризуется тенденцией возрастания социального неравенства и поляризации, а именно — одновременного роста верхушки и дна социальной шкалы» [57, с. 499]. Как следствие этого: «Основная масса родовой рабочей силы не имеет постоянного места работы, циркулируя между различными источниками занятости (которая носит главным образом случайный характер). Миллионы людей постоянно находят и теряют оплачиваемую работу, часто включены в неформальную деятельность, причем значительное их число вовлечено в низовые структуры криминальной экономики. Более того, потери стабильной связи с местом работы, слабые позиции работников при заключении контрактов приводят к более высокому уровню кризисных ситуаций в жизни их семей: временной потере работы, личным кризисам, болезням, пристрастию к наркотикам/алкоголю, потере сбережений, кредита. Многие из этих кризисов связаны друг с другом, порождая спираль социального исключения…» [57, с. 499–500].

Таким образом, все сферы человеческой жизнедеятельности в западном обществе оказались в рамках тотальной системы финансовой экспроприации. Что бы ни делал человек, чем бы ни занимался, он обязательно отдает определенный процент своих средств неизвестным творцам этой системы. Так крепнет могущество транснациональной олигархии.

Подобная ситуация прежде всего связана с тем, что финансовая сфера является полностью закрытой и самодовлеющей. Группы, определяющие ее функционирование, лишены контроля как со стороны государства, так и со стороны общества. Более того, как государство, так и общество оказались в их постоянно крепнущей власти. В связи с этим Томислав Сунч замечает: «Сегодня большая иллюзия либеральной демократии состоит в том, что последняя не исходит более из народной воли, но противопоставлена народу. В современной большой политике сами массмедиальные персоны политического класса намного важнее, чем их же политические решения (синдром матери Терезы и леди Дай); истинное средоточие власти находится где–то в иных местах, часто — в анонимных центрах финансового капитала. Нынешняя либерал–глобальная пантомима зависит от крупных финансовых групп. Это типичная «вуду–политика», — как отметил один левый французский писатель. Подписывающие чеки делают и большую политику (Christian de Brie, Le Monde diplomatique, Mai 1997). В особенности в Америке крупные и влиятельные политики управляются с Уоллстрит — как, к примеру, сенатор Альфонсод'Амато или министр финансов Роберт Рубин, сам происходящий с Уолл–стрит (Serge Halimi, Le Monde diplomatique, Mai 1997)» [58].

БИТВА ЗА ФЕДЕРАЛЬНЫЙ РЕЗЕРВ

В традиционном обществе отношение к деньгам никогда не выходило за рамки их функционального назначения. Они всегда были не более чем связующим звеном между покупателем и продавцом. И лишь в руках людей с определенным психотипом деньги обретали несвойственную им роль, превращаясь в инструмент власти, при помощи которого они подчиняли своей воле целые народы.

Небольшие сообщества менял, объединенные мощным корпоративным духом, особой иерархией ценностей и специфическим образом жизни, присутствовали во всех обществах, где существовали денежные отношения. Они занимали свою нишу в социальной и хозяйственной жизни страны и не представляли для нее угрозы, если удерживались государством в рамках четко обозначенных норм и правил, которые принуждали их соблюдать общественные интересы. Образно говоря, в условиях традиционализма менялы были некой колонией бактерий, чья деструктивная активность подавлялась духовными императивами нации, в среде которой они находились, выступавшими в качестве своеобразной иммунной системы, проявляющей себя в жестких запретах на определенные виды деятельности. С разрушением же традиции возникала психологическая и социальная среда, в которой небольшие касты менял, обретая полную свободу действий, со временем превращались в невидимую, но грозную силу, «пожирающую» изнутри общественный организм.

Деньги являются благом для народа, если государство не утрачивает над ними контроль. Но когда по каким–то причинам деньги концентрируются в руках частных лиц до уровня монополии, а их ценность в сознании людей преодолевает границы собственного функционального предназначения, становясь сверхценностью, они превращаются во всесокрушающее оружие, при помощи которого менялы подчиняют себе общество.